Сон не приходит, а это может означать лишь только одно: из того пространства, где Гансу Корну привольно, легко и малотревожно, он больше ко мне не явится.
Понимаю –
ему на поверхности земли трудно дышать…
Вдруг вижу –
на меня надвигается пугающая картина обвала холмов, погибающего солнца, внезапно почерневшей травы. Чей-то голос говорит: "Не пугайся! Ни холмам, ни солнцу, ни траве погибнуть не позволим!"
Дребезжит телефон.
* (лат) Пьёт и домосед, и странник,
Пьёт неведомый изгнанник,
Пьёт и старый, пьёт и малый,
Пьёт и шалый, пьёт и вялый,
Пьёт и бабка, пьёт и дедка,
Пьёт мамаша, и соседка,
Пьёт богатый, пьёт и нищий,
Хлещут сотни, хлещут тыщи"
(Пер. М.Л. Гаспарова).
- Завтра десятая годовщина со дня смерти той самой г-жи Орси, которая, схватившись с демонами, упрятала в деревне Ла-Шамбон-сюр-Линьон моих будущих родителей. Прошлое – это всегда печать признательности или упрёка.
Жестокость, которую порой проявляет человек, не укладывается в уме. То, что произошло, могло бы и не быть, если бы люди…И наоборот, вполне могло бы случиться то, чего не случилось, если бы люди не… "Поистине, люди вобрали в себя всё добро и всё зло", - так говорил Заратустра. Если бы люди…
Букинист помолчал. Потом сказал:
- Г-жа Орси знала, в чём секрет к спасению жизни. "Если бы люди, - говорила она, - помнили о безусловной ценности жизни, дорожили ею, то не свернули бы в бездну…"
Букинист снова помолчал.
Было слышно, как он тяжело дышит.
- Вылетаю в Лион, - проговорил он чуть погодя. - Вернусь через два дня. Пожалуйста, присмотри за лавкой.
- Не сейчас…Жду к себе в сон убитого.
- Убитого?
- Не совсем. Не знаю, как мне это сказать…Я должна собраться с силами.
- С силами?
- О лавке позабочусь.
Однажды Лотан сказал, что у него сложилось впечатление о букинисте, будто тот человек одинокий. "Нет, - возразила я, - у него есть я. Быть вдовцом или быть одиноким – это разное…"
Вновь закрываю глаза и теперь вижу, как –
по поверхности оконного стекла скользят, извиваются полоски чёрного дождя, а за окном, над чёрными силуэтами холмов, повисло тёмное, вспухшее небо.
Комната погружена в безмерную таинственность.
Не дыша, за моей спиной стоит невидимый Ганс Корн.
- Говори! - прошу я.
Не произнеся ни единого слова, он говорит: " …………………."
Я не возражаю, не спорю, не отвергаю его слова но, терпеливо пропустив через себя его упрёки, тем не менее, сетую на то, что мёртвые обожают поучать живых.
