- Вы? - "новенькая" пришла в замешательство. - Разве в вашем состоянии возможно понять?
- Предпринимаем меры.
- Любопытно, - выдохнула женщина, - чем это вы можете предпринять?
- Тем, что от нас осталось, - дружно отозвались мы и, покачивая черепами, представились:
Генрих Хуперт.
Курт Хуперт.
Янка Колман.
Георг Колман.
Франц Колман.
Элиас Копеловски.
Ганс Корн.
Ганс Цибильски.
"Новенькая" ненадолго задумалась, а потом сказала, что наши имена ей, вроде бы, знакомы.
- Наши имена? - не поверил Георг Колман.
- Точно, ваши!
Курт Хуперт оживился:
- Мадам, в вас начинает прорастать юмор смертника. Поздравляю!
- Смертника? - дрогнувшим голосом спросила "новенькая". - Где я?
Георг Колман небрежно проговорил:
- А где, по-вашему, можно оказаться после того, как выпущенный из Газы снаряд снёс вашу квартиру вместе с вами?
Женщина губки сложила, затем, словно спохватившись, губки раскрыла и озадаченно полюбопытствовала:
- Я мертва?
- Какая вам разница? - заботливо проговорил Цибильски, - Ни один мёртвый не догадывается, что он мёртвый.
Женщина недоумённо покачала головой.
- Так здесь Рай или Ад?
- В своё время мы свой срок в Аду отбыли, и теперь за хорошее поведение пребываем здесь…- пояснил Цибильски, а ещё добавил: "Тут не бывает войн, государственных переворотов, казней, финансовых крахов, заговоров, слежек. Здесь мы в нирване и в сансаре, нет воров, нет налоговой полиции; нас окружает неизменно дружественный антураж, вечно мёртвая тишина и никаких проблем с квартплатой, с сексом, с зубными врачами, починкой автомобиля, абортами, расходами на похороны".
- Но здесь сыро, слизко и такое ощущение, будто находишься под омерзительным стоком, - пожаловалась "новенькая".
Цибильски мягко пояснил:
- Так ведь над нами территория живых…А то, что тут и в правду сыровато и, поскользнувшись, рискуешь пораниться, то что уж станется с мёртвым?
- Мрачно тут, - не сдавалась "новенькая", - всё закупорено и ничего не видно.
Вмешался Элиас Копеловски.
- Освещение тут, безусловно, неважное, довольно тесновато, зато не бывает семейных склок, революций, погромов. Здесь свято соблюдают покой, здесь нет нужды быть героем или ублюдком, подчиняться кому-то или подчинять кого-то себе, свершать деяния, за которые неловко и перед самим собой, и перед другими; здесь тебе нет забот личного характера, здесь, в укромной прохладе, не испытываешь чувства незащищённости или страха перед смертью. Это лишь тех, которые
