В наше жилище ворвались полицейские.
- Простите, - недоумевал Элиас Копеловски, - с какой стати?
- У меня на ваше племя аллергия, - скаля зубы, проговорил полицейский.
Нас вывели на улицу и втолкнули в накрытый брезентом фургон. Можно было выть, колотить себя в грудь – ничего иного не оставалось.
- Но это полнейший произвол, - сокрушался Копеловски. - Неужели финская полиция посмеет передать нас гестапо?
- Посмеет…- кивнул Цибильски. - Мы обожглись, промахнулись, попались...
Я вспомнил строки из Экклисиаста: "Человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них"*
- Какой ужасный спектакль! - повысил голос Копеловски. - Любопытно, кто автор?
- Кафка, - хмыкнул Цибильски. - Кто же, если не он?
В дальнем углу фургона я заметил человека с разбитым лицом.
- Который час? - спросил я.
- Какая разница? - ответил он и в свою очередь спросил, не коммунист ли я.
- Нет.
- Выходит, еврей?
- Умница, сообразил! А кто ты?
- Был журналистом, - смахнув с лица кровь, сказал он. - И вот – современная цивилизация….Что случилось с моей профессией – не понимаю. Жить можно в любых условиях, но ведь не любой ценой…
"А фердишер коп, - пробормотал Цибильски, - Эр вил ништ фарштейн".**
- Господи, помилуй! - вздохнул Копеловски.
Цибильски коснулся плеча Копеловского и пояснил:
- Случаются времена, когда Бог распределением милостей не занимается.
Журналист сморщил лицо.
- Вот так всегда, люди доставляют друг другу зло сами, а прощения ждут от Господа Бога.
Генрих Хуперт взвинтился:
- Бог! Может, Он с гестапо заодно?
- Война…- с отчаянием в голосе произнёс Колман. - Зачем эта напасть?
Цибульски процитировал Филиппо Маринетти: "Война – это гигиена мира".
Колман спросил:
- Этот Филиппо врач, что ли?
* Кн. Екклесиаста гл.4:1
**(идиш) Лошадиная голова. Он не хочет понять.
- Нет, - хмыкнул Цибильски, - просто итальянский негодяй.
Копеловски всплакнул.
- Плачь, Копеловски, плачь, - утешал я. - В древности врачи предписывали депрессивным больным лечение слезами. Мир познаётся не умом, а нутром.
Прижимая к груди младенца Франца, Георг Колман угрюмо произнёс: "И увидел я всякие угнетения, какие делаются под солнцем… А утешителя нет…В руке угнетающих – сила, а у угнетённых утешителя нет"*.
