Я подумал: "Тяжело быть родителем".
Затем подумал: "Нелегко быть сыном".
Почувствовав на себе упрямый, пристальный взгляд человека в длинном кожаном пальто и чёрной шляпе, я направил на него встречный, однако совершенно спокойный взгляд. Уж я-то, как психолог, отлично знал, что взгляд одного, отражённый в другом, так или иначе преломляясь, искажается, а потому, как бы пристально ни пытался человек в кожаном пальто заглянуть в меня, он не смог бы меня увидеть таким, каким я вижу себя сам. Скрываемые в нашем мозгу страхи, желания, надежды увидеть извне никто не может. Даже самый мощный рентген…
Я ощутил невыносимую тоску и подумал: "Ничто не побуждает к столь острой необходимости общения, как одиночество". Прошептав имя моей девушки, я несколько раз повторил строку из Песни Песней: "Положи меня, как печать, на сердце твоё".
Психология и философия…
Добро и зло…
Жизнь и смерть…
Душевное и бездушное…
Истина и ложь…
Преданность и предательство…
Правила и исключения…
Я вновь задремал –
я бежал, что-то выкрикивая, но вдруг остановился, решив заставить себя выяснить, куда бегу и о чём кричу. И тут я увидел перед собой писателя Достоевского. Он, как и я, шёл по воде, Он шёл не торопясь, но, поравнявшись со мной, спросил, не играю ли я в рулетку. Я сказал, что в детстве играл на губной гармошке. Достоевский бросил взгляд на мой лоб и проговорил: "Разумеется, я не пробью стены лбом, если и в самом деле сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней потому только, что у меня каменная стена и у меня сил не хватило". Я пришёл в недоумение и спросил я себя: "О какой стене он говорит?" Не найдя ответа, я спросил писателя: "Разве наша жизнь принадлежит не нам?" Достоевский сморщил лоб, сложил губы в трубочку и сильно подул на меня.
Проснувшись, я увидел в углу палубы пожилую пару. Странно, но мужчина, тряся головой сверху вниз, ничего иного не произносил, кроме как "да-да-да"; женщина же, тряся головой слева направо, произносила лишь одно "нет-нет-нет".
По палубе бегали странные тени.
***
Власти Финляндии, сколотив из евреев-беженцев бригаду, отправили её на строительство железной дороги в Лапландию. Рядом с лагерем Куусиваар, куда нас поселили, расположилась дивизия СС "Норд", и вскоре нашу строительную бригаду перевели на остров Суурсаари.
Мы дышали, мы жили, полагаясь на заверения маршала Маннергейма, но однажды начальнику городской полиции пришла в голову мысль, что мы "не свои" евреи, а чужие, австрийские, а это дело меняет…
