- Мне из прошлого не выбраться.
Я вспомнил, как где-то прочёл: "Ни к чему пытаться возвращать прошлое: оно возвращается само".
Я увидел, как, присев на стул и согнув тело, мама склонила голову к коленям и что-то прошептала. "Общается с мёртвыми", - решил я. Сбросив с себя платье, чулки, лифчик, она упала на кровать и сразу уснула…
"Окунулась в память чувств", - подумал я.
***
…Мой отец – один глаз – живой, другой – стеклянный. До боёв за Голанские высоты у отца были два живых глаза.
Он был художником, и в его маленькой, зато самой светлой комнате, стоял мольберт; перед тем, как приниматься за работу, отец включал проигрыватель – музыка должна была присутствовать непременно. По вечерам отец подзывал меня к себе и спрашивал, терпимо ли прошёл у меня день, и я, пожимая плечами, про себя думал: "Разве может день пройти нетерпимо?" Поцеловав меня в лоб, отец уходил на кухню, где они с мамой пели песню про сгоревший в пустыне танк и про солнце, которое потушить никому не по силам.
***
С тех пор, как во время школьного урока по истории древнего Рима мне пришла в голову мысль серьёзно заняться изучением культуры древних, я по вечерам ходил в городскую библиотеку, где для интересующейся публики профессора университета читали лекции по истории; дома же я самостоятельно вгрызался в учебник латыни. Максимы древних вызывали во мне трепет своей глубиной и значительностью, и я повёл, как бы, двойную жизнь: в школе говорил на языке что надо, а дома, оставаясь наедине с собою, зазывал к себе в гости легендарных героев и беседовал с ними на их языке …
- Этот язык просто въелся в меня, - сказал я отцу, и тогда он, пристально посмотрев на меня, насмешливо проговорил:
- А знаешь ли ты, что в жизни самое главное?
Я не знал.
- Тона и полутона…- подсказал отец. - Самое главное – суметь уловить границу между тонами и полутонами. Не сумеешь сам – они за тебя выберут...
- Что? - спросил я. - Что они за меня выберут?
И тогда отец привёл рассказ о Создателе, который, держа в руке неиспользованный кусок глины, спросил только что изготовленного Им человека, не хочет ли тот, чтобы ему слепили что-то ещё. Человек попросил слепить ему счастье. В ответ Бог вложил оставшийся кусок глины в ладонь человека и смущенный, ничего не сказав, ушёл.
Я задумался: "Что стоило Создателю слепить для человека счастье?"
Через два дня в доме появился небольшой сборник Овидия "Amores".
