Здесь утром, как в прозекторской, свежо,
Иная ночь покойницы бледней.
Здесь говорят, сходя с ума: «Ужо», —
Над урной жизни, раковиной дней.
И прозеленью осклизает медь,
И пирамида зыблется в песках.
Здесь вечно молят идола: «Заметь», —
И погибают в каменных тисках.
Здесь пену льют на мыльницу судеб,
Щекочут императора пером,
Меняют одиночество на хлеб,
К процентщицам приходят с топором.
За все, что мы несли ему в заклад
И знали, что обратно не вернем,
За горькое убожество заплат
На выцветшем переднике твоем,
За все, что отдавали на авось,
Как жертвенную деву алтарю,
За все, что не пришло и не пришлось,
Я не благодарю – боготворю.
Вот божество: в чухонской полумгле
Адмиралтейством выставившись ввысь,
Сырое небо держит на игле,
Антропоморфий впрыскивая в слизь.
Вот божество: асфальт и кирпичи,
Приют подвальных крыс, вороньих стай.
Покуда цел, топчи его, топчи,
Покуда жив, врастай в него, врастай.
