Детки в клетке - Вадим Евгеньевич Пугач

Бывает иногда скучно по вечерам, и не знаешь, что делать. Тогда вспоминаются разные забытые встречи, случайные знакомые… Удивительные вещи они иногда рассказывают, эти знакомые, без них век бы ничего такого не знал…

И деньги у меня как раз были. Не то чтоб они мне совсем не нужны были — а так. Чем, думаю, черт не шутит — попробую. Что деньги жалеть: даст Бог день, даст Бог и пищу. Оделся и пошел.

Холодно было. Самый вечер для таких дел — тоска так в воздухе и летает. В ледяном дождике. Морось везде, слякоть. Автобус по лужам брызгает, и капли по стеклу бегут…

Приехал. Думал, там толпа будет — не пройти.

Однако ничего подобного, пусто. Может, про это мало кто знает. Может, не верят. А может, и денег жалко — это уж кому как. Только нет никого в фойе. Дед усатый сидит, мух считает.

Сдал я пальто свое. Погляделся в зеркало. Не скажу, чтоб очень вдохновился, но, в общем, терпимо. Да и хожу я в такие места раз в год по обещанию. Пошел в зал. Музыка играет в зале, хорошая, плавная. Люди кое-где сидят: сумрак, не разглядишь. Сел я в угол — столик двухместный. Зажег лампочку — над каждым столиком такая лампочка для уюта. И правда, неплохо.

Не зря говорят — немцев специально приглашали, дизайнеров. На свет сразу официант прилетел. Меню положил и обратно улетел. В темноту. Там у них в стене такая щель — совсем темная. В ней они и летают с подносами. Просто удивительно, как им это удается.

Меню, конечно, солидное. Толстая папка, золотое тиснение… Эх, думаю, гулять так гулять! А у самого все-таки мороз по коже. Интересно, что дальше будет, и страшновато. Выбрал рублей на двадцать, считая бутылку. Сижу, размышляю, жду, пока официант прилетит.

Как она подошла, я даже не заметил. Спросила, не занято ли. Присела. Н-ну, черт его знает… не такая уж и красавица. А обещали просто ангела во плоти. Ладно.

Села — на меня не взглянула. Достала из сумочки что-то или, может, положила. В общем, секунд десять прошло. Это долго. Я даже успел подумать: «Посмотрим, как это у нее получится».

И тут она подняла взгляд. И все мое недоверие пошло потихоньку мелкими трещинками, зазвенело и рассыпалось. У нее получалось, и как здорово получалось! Посмотрели мы друг на друга через столик, и закружилась у меня голова. А через полчаса я уже не был собой. Я был тот самый. Единственный и Неповторимый, это меня она ждала годы, и вот… Сначала она еще сомневалась, вглядывалась — так ли это, и постепенно убеждалась — да, и прямо-таки расцветала на глазах… но как, каким образом ей удалось передать все это мне, так, что я видел и понимал ее сомнение, и страх, и осторожное счастье, вдруг нарастающее, как лавина. Мы говорили о пустяках, шутили, смеялись, ласково и радостно глядя друг на друга, и взгляды наши звенели, как струны, слова были нежны и глубоки, и от счастья кружилась голова. Мы танцевали под плавную, сладкой дрожью замирающую музыку, и плыли над нашими головами разноцветные огни, волшебно, мерцающе переливаясь. А потом мы опять сидели за столиком в уютном свете и смотрели друг на друга, и я рассказывал ей обо всем, что приходило в голову, а она слушала и ласково кивала, когда я, не находя слов, говорил: «Ну, ты понимаешь…» Она не задавала вопросов — словами, по крайней мере. Достаточно было взгляда. Она слушала с таким вниманием, а мне так хотелось говорить…