Первая же часть нашего полета оказалась первой среди целого ряда неудач, которые ожидали нас в течение дня в самых разных местах. Через двадцать минут полета я увидел речку, впадающую в море. Мы пролетели над ней вверх по течению километра два, когда кроны деревьев, растущих по обеим ее берегам, полностью сомкнулись.
— Я хочу посмотреть, что там, — возбужденно прокричал я в микрофон.
— О’кэй, я видел тут место, подходящее для посадки. Метров четыреста отсюда.
— Зачем? У вас же есть воздушный трап. Вы не можете спустить меня на нем?
— Если бы вы знали столько, сколько знаю я, на тему ветра скоростью восемьдесят километров в час в узком ущелье, вы наверняка не предлагали бы мне этого даже в шутку. Я надеюсь все-таки доставить свою машину на базу в целости и сохранности.
Он повернул вертолет и посадил его в прикрытом скалой месте. За пять минут я добрался до деревьев, а еще через пять был уже снова в вертолете.
— Ну и что?
— Ничего. Речка перегорожена огромным упавшим дубом. Там никто не пройдет.
— Можно было специально его положить.
— Исключено. Ствол весит по крайней мере три тонны и явно давно там валяется.
— Ну что ж, не могло же нам повезти с первого раза.
Через несколько минут мы опять наткнулись на устье реки. И хотя она казалась мелковатой даже для лодки, мы все-таки направились вверх по ее течению. Однако уже в восьмидесяти метрах от устья вода покрылась молочно-белой пеной, какая бывает только над порогами, и мы вынуждены были вернуться.
Был уже ясный день, когда мы достигли самой северной точки определенного мною маршрута. Плоское побережье уступило тут место высоким отвесным скалам, почти вертикально падавшим в море.
— Это далеко тянется? — спросил я, указывая на восток.
— Около двадцати километров, до бухты Лардж.
— Вам знакомы эти места?
— Я часто там бываю.
— Есть там какие-нибудь пещеры, впадины?
— Ни одной.
Собственно, именно такого ответа я и ожидал.
— А в той стороне? — я указал пальцем на запад, где сквозь пелену дождя и низких туч проступало гористое побережье. Скалы там тоже вертикально сходили к морю до самого входа в пролив Торбэй.
— Там даже чайки не вьют гнезд, можете мне поверить.
Я поверил ему, и мы полетели обратно к месту старта, откуда повернули на юг. Между островом Торбэй и шотландским побережьем поверхность моря была покрыта толстым слоем белой пены. Мощные остроконечные волны беспрерывной чередой катились на восток. Нигде не было видно ни одного судна, даже самые крупные из них укрылись в гавани. Наш вертолет бросало в воздушные ямы, он дрожал и трясся, как обезумевший поезд, сходящий с рельсов. Если говорить честно, часа такой езды было более чем достаточно, чтобы возненавидеть все вертолеты на свете на всю оставшуюся жизнь… Правда, когда я представил себе, что нахожусь сейчас в море на «Файркрэсте», у меня появилось некоторое уважение к вертолету, а особенно к искусству его пилота.
