Мост | страница 60

Холодное бешенство овладело им. И он крикнул Хорберу:

— Полюбуйся, гад, полюбуйся! Кончай, слышишь, прекрати сейчас же, гадина, ведь это твоих рук дело!

Но американец вдруг умолк. Совсем.

И Карл Хорбер ничего не ответил. Он молча лежал за пулеметом. Когда же Клаус Хагер начал трясти его, он завалился набок.

Он и сам не понимал, почему все так получилось. Но сколько он себя помнил, совесть у него всегда была нечиста. Вечно он совершал какие-то ошибки, делал все не так, как надо, говорил что-нибудь обидное или забывал что-нибудь важное. Причем отнюдь не нарочно. Наоборот, ему хотелось все делать как можно лучше. Хотелось быть хорошим мальчиком, примерным учеником и полезным членом общества, как выражался его отец, всеми уважаемый владелец парикмахерской Фриц Хорбер.

Свою первую ошибку Карл Хорбер совершил при рождении: он стоил жизни своей матери. Конечно, он не был за это в ответе, но вместе с тем так походил на мать, что, глядя на него, отец постоянно вспоминал покойницу; и Карла всю жизнь преследовало какое-то чувство вины перед отцом. Взглянув на сына, тот обычно тяжело вздыхал и спешил в парикмахерскую, чтобы, работая и болтая с клиентами, забыть свое горе. С тех пор как умерла мать, счастье ушло из дома, и в конце концов Фриц Хорбер стал воспринимать все, что случалось в их семье, как удары судьбы.

А уж сынок старался, чтобы всегда что-нибудь да стряслось. Как правило, ничего серьезного, но иной раз события принимали дурной оборот. Началось с того, что однажды в парикмахерскую явился полицейский, отдал честь и сказал Хорберу-старшему:

— Весьма сожалею, но должен сообщить вам печальную весть. Ваш сын Карл попал под машину. Он лежит в больнице. Увы, почти безнадежен!

Полицейский помялся, смущенно откашлялся и, наконец, ушел, а Фриц Хорбер словно окаменел, в полной растерянности уставившись на зажатую в правой руке бритву.

Но как ни безнадежно было состояние маленького Карла, через три месяца он вернулся домой, а еще через две недели стал таким же дерзким, неотесанным и наглым, как прежде. «Дерьмо не тонет», — обычно заявлял Хорбер-старший чуть ли не с гордостью, когда клиенты заговаривали с ним об этом. Может быть, именно из-за своих веснушек, огненно-рыжих волос и торчащих ушей Карл Хорбер еще в самом раннем детстве стал находчивым и бойким на язык. Он очень быстро сообразил, что самые изящные поклоны и самое беспрекословное послушание не помогут снискать ему симпатию окружающих. Он не был привлекательным ребенком, а потому и не пытался им казаться.