Слезы некроманта | страница 2



Отец умирает.

Впрочем, это его естественное состояние, не помню его или мать не умирающими.

Давным-давно их проклял очень сильный некромант, и сколько не пытались избавиться от проклятия, ничего не получалось. Когда-то отец был советником короля, важным человеком в Симарии, а моя мать считалась первой красавицей (после королевы, разумеется). Это было очень давно, до моего рождения. Их прокляли, когда мне было года три, не больше. Из-за постоянных мучений, болей и приступов слабости, родители мало обращали на меня внимания, предоставив заниматься мной няне и слугам.

Я росла проказливым и непослушным ребенком, сейчас, вспоминая некоторые свои выходки, стыжусь себя. Однажды по моей вине погиб человек: тайком подрезала жилы на воротах стойла самого буйного коня в конюшне, и тот затоптал бедного конюха. Я сидела на балках под крышей конюшни и поначалу хохотала над мечущимся под копытами, а потом вдруг поняла, ЧТО наделала, и заорала. Сбежались слуги, но конюху ничем нельзя было помочь.

Когда заплаканную меня привели к отцу в кабинет (а тогда отец еще мог сидеть), он очень разозлился, долго кричал, до крови из горла. Мать потом сказала, той ночью он чуть не умер. Родители решили заняться моим воспитанием: отослали в закрытую школу для девочек. И забыли о дочери.

«Обитель роз» славилась умением усмирять и воспитывать. С помощью розог, и строгого поста. Благодаря им, фигуры воспитанниц всегда оставались подтянутыми и стройными, даже в мешковатой форме. Воспитанницы обители считались в аристократическом обществе лучшими женами: красивыми, тихими и покорными.

Мне нечего вспомнить о тех десяти годах, пролетевших за высокими стенами школы. Все они слились в один долгий и беспросветный день: темная келья, длинные выскобленные столы столовой, класс с черной грифельной доской, розги, замоченные в кадке около учительского стола. Я не завела подруг, впрочем, как и врагов. Девочки, учившиеся со мной, происходили в основном из обедневших аристократических семей. Я считалась среди них самой знатной, а потому белой вороной, изгоем. Нет, они не подшучивали надо мной, но и не звали в свой круг общения. Что мне оставалось? Выплакав слезы по бедным родителям, по несчастной себе, я смирилась и окунулась в учебу. Книги, занятия, конспекты, библиотека… Изредка, после посылок из дома, вышивка и вязание, пока не кончатся нитки и ткани.

Позже няня показала внушительный сундук в маминой гардеробной, доверху наполненный моим даже нераспакованным рукоделием. Десять лет…