Из-за холма показались немецкие танки и бронетранспортеры. За ними шли автоматчики. Начался последний акт кровавой трагедии. Откуда-то появился незнакомый капитан с окровавленной повязкой на голове. В руке — граната.
— За мной! — крикнул он.
Те, кто еще мог подняться, устремились вперед. Мы шли во весь рост, собрав последние силы и волю, навстречу танкам и автоматчикам, не обращая внимания на свист пуль и осколков. Диск автомата давно уже был пуст. Я схватил его за ствол, готовясь использовать автомат как дубину в рукопашном бою. Вот тут пожалеешь, что в руках не винтовка со штыком. Хотя против брони и она была бы бесполезной.
Наша немногочисленная цепь с каждым шагом редела. Упал и не поднялся капитан, так и не успев метнуть гранату.
«Когда же моя очередь?« — мелькнуло в голове.
Смерть холодно подобралась вплотную. Всплеск ослепляющего огня. Земля вздыбилась, ушла из-под ног. На меня обрушился поток песка... Все затихло, замедлилось и стало куда-то проваливаться. Вот она!..
Пришел в себя, когда танки и бронетранспортеры были уже рядом. Попытался подняться, но помешала резкая боль в ноге. Галифе на колене рассечены и пропитаны кровью. Ранение в колено. Как ни странно, при виде крови мысли снова приобрели ясность. С бронетранспортера уже кричали: «Рус, комм!»
Не обращая внимания на гитлеровцев, я начал вытаскивать из песка свой сапог, непонятно когда и как снявшийся с ноги. Ко мне подскочили двое. Один целил в голову, другой замахнулся автоматом. В голове шум. Все происходящее как будто наблюдаю со стороны. Все как бы происходит уже не со мной и кажется безразличным. Немцы увидели, что я ранен, подтащили меня к бронетранспортеру и бросили в кузов. Машина развернулась и двинулась в обратном направлении. Рядом конвоировали большую группу пленных. Затем в кузов бросили еще двоих раненых.
Тем временем бронетранспортер подъехал к месту, где уже было собрано множество пленных. Чуть в стороне от общей массы на земле лежали и сидели раненые. Туда же сгрузили и нас. Не надеясь на помощь, достал из кармана индивидуальный пакет и перевязал рану. Никто из раненых не кричал и не просил о помощи. Понимали безнадежность положения. Только слышались приглушенные стоны и часто повторяемое слово «пить».
Недалеко от меня, скорчившись, сидел солдат с распоротым животом. Он пытался затолкать обратно вылезавшие внутренности. Но их почему-то оказалось слишком много, и те, что не уместились в животе, он держал в руках, беспомощно озираясь по сторонам, не зная, что с ними делать. Очевидно, осколок только вспорол брюшину, не повредив ничего больше.
