Так я и задремал на лестнице в подвал, а проснулся от того, что военный в сером мундире схватил меня под руки. Сперва я решил, что это враги уже берут меня в плен, стал отчаянно брыкаться, но военный ткнул меня кулаком в бок — и я обмяк. Присмотревшись, я осознал, что мундир у него наш и надписи на нашивках выполнены понятным языком.
— Гляди, какой дурак, — сказал военный водителю грузовика, который стоял тут же, на нашей улице. — Проспал побудку, в подвале у себя задрых. Еще бы чуть-чуть — и остался здесь.
— Бросай его в кузов, — ответил тот. — В лагере разберемся.
— Полезай, соня, — улыбнулся мне военный, и тут я заплакал, заплакал, бессильно повиснув у него на груди.
— Дядя офицер… — причитал я, будто ребенок. — Сестру заберите… Бабушку, дедушку… Дядя офицер… Мы победим? Мы победим? — рыдания сотрясали меня, я бился головой о его могучую грудь и слышал участившееся биение сердца. Я подумал тогда, что у него, может быть, тоже есть сын, и где-то там, дома, он думает о своем отце и скучает.
— Ну что ты, что ты, — сконфуженно говорил военный. — Ну успокойся… Не плачь… Отставить…
— Мы победим? Мы ведь точно победим? Победим и вернемся?
— Конечно, парень, — ответил он мне, но в его голосе я не услышал такой нужной мне уверенности. — Наверное… Мы победим.
Сестру в эвакуации я так и не нашел — очевидно, ей действительно удалось остаться дома. Нашел, правда, дядю, который сперва крепко меня обнял, а потом столь же крепко выругал за побег.
Лагерь раскинулся в подгорной степи, перелопаченной линиями окопов, иссеченной колючей проволокой и деревянными настилами огневых рубежей. Безмятежно покачивался на ветру жухлый чертополох, редкие оазисы диких груш увядали под августовским солнцем. В километре от лагеря шумела бурная, но неглубокая речушка, скрывая на дне своем склизкие замшелые камни. Я подворачивал штаны до колен и переходил ее вброд. Ледяные потоки жалили мои разгоряченные лодыжки. На том берегу росли невысокие черничные кусты, буйно расцветали похожие на яичницу ромашки, гнулся к земле густо-зеленый папоротник.
Лагерь просыпался рано утром. Приемник искал нужные радиочастоты, бойко стучал телеграф, рычали и фыркали грузовики, отправляясь по полуразведанной дороге за продовольствием. Мужчины отправлялись на охоту в лес, только военные оставались в карауле. Их карабины всегда были на взводе. Причитали старики, плакали дети и только, кажется, я один оставался с виду безмятежным.
