— Что вы себе позволяете? — возмутился он. Таким образом его таскал только отец, и то, только до определенного возраста.
— Тише, тише, — Чапель оглянулся, и, заметив Гёбёкли — тот почти домучил краюху хлеба — потянул художника за угол дома. — Вы же тот самый?..
Несколько секунд стояла тишина: Аллегри внимательно изучал нового знакомца на предмет, можно ли ему доверять. Честно говоря, в его пользу мало что говорило. Длинный, крючковатый нос, прищуренные, с хитринкой глаза… было в нем что-то птичье. Художник и раньше видел такие лица, и все они принадлежали либо не очень чистым на руку людям, либо авантюристам. А Чапель, по роду его профессии, вполне мог совмещать эти два типа.
— Хотя, можете не отвечать. Мне как-то попадался ваш автопортрет, — сказал он.
— И что теперь? — получилось несколько грубее, чем хотел Аллегри, но в этот момент было не до вежливостей. Ладонь незнакомца на плече нервировала — тот вроде и не держал крепко, но рука у него была такая тяжелая, что под ней невольно хотелось согнуться.
Чапель пожал плечами, и, улыбнувшись, отпустил художника.
— Если собираетесь в Хранилище, то я могу вам помочь, — сказал он. — А взамен — вы напишете мне картину. Всегда хотел что-нибудь с вашим автографом, а тут такой случай представился, — он снова пожал плечами, дескать, вот оно как бывает.
Значит, еще один фанат творчества, подумал Аллегри.
— Я больше не рисую.
— Вы уверены? — Чапель сощурил глаза. — Вам понадобиться помощь, когда вы пойдете в Хранилище. Я ручаюсь за это, — он понизил голос, — тем более что я там бывал… неоднократно.
Этот тип нравился Аллегри все меньше и меньше, однако в одном он был прав: без проводника в Хранилище соваться не стоит. А насчет платы…
— Что вы скажете, если я завещаю вам свою последнюю картину? — сказал художник. — Я дам вам расписку. Если моя женушка будет против… даю добро на кражу.
Чапелю такой вариант явно понравился. Он даже подпрыгнул в приступе энтузиазма: для него он сулил, кроме всего прочего, еще и ворох приключений.
— Давай так. Чатал мне уже надоел.
— А что там с детьми? — спросил Аллегри, когда они вернулись в трактир, сопровождаемые мутным взглядом Гёбёкли. У него был такой вид, будто он хотел почесать голову, но забыл.
— С детьми? В смысле? А-а, ты про то, что нельзя выходить, когда у них время игр?
Аллегри кивнул.
— Они думают, что если застать их за этим, то может случиться несчастье, — Чапель поморщился. — Ерунда, если подумать. Хотя, с другой стороны, ни один родитель не хотел бы видеть, чем это таким запрещенным занимается его чадо… Дети ведь часто нарушают запреты.
