— Альбиносы? Сливные порока, — Винф поморщился. — Ойомейцы верят, что если кто-то будет грешить больше, чем они, то с них меньше спросится после смерти, — он подошел к одному шатру, очевидно заинтересовавшись странными коричневыми косточками. — Сколько?
Торговка, толстая, черноволосая и с немного косящим глазом, придающим ей хитрый вид, оценивающе взглянула на Винфа. Похоже, она видела перед собой дикаря с далекого Севера, не больше.
— Сотню.
— За все?
— За стакан.
Винф покачал головой и потянул меня в сторону.
— Эй, подожди, добрый человек, за половину отдам! — засуетилась торговка. Ойгур махнул рукой.
— Дерут же. У нас эти семена стоят… да почти ничего не стоят! — на глаза ему попался еще один альбинос, на этот раз мужчина. Он пытался украсть яблоко с прилавка, а торговец делал вид, что ничего не замечает.
— Здесь считается, что если человек родился альбиносом, то ему предназначено быть сливным порока, — поморщился он. — Уродливый обычай… Все, пришли.
Он указал на двухэтажное здание из желтой глины, с рисунком горы на вывеске и надписью "Гел-Гирис". Когда мы вошли, никто не обратил на нас внимания, если не считать местного охранника. Он, как и Винф, был ойгуром, что явилось для меня своего рода откровением: никогда не думал, что из этого народа могут происходить столь… скажем так, развитые физически люди. Полукровка?
Мы примостились за одним из крайних столов.
В "Гел-Гирисе" обедали самые разные люди: семья зажиточных торговцев, жуликоватого вида тип возле входа, компания чернобородых мужчин, явно не местных, что-то отмечала, судя по количеству пустых бутылок, скопившихся под их столом и чересчур громким возгласам.
Неподалеку от нас сидела женщина, по чертам лица — ойомейка, но ее одежда казалась совершенно неуместной для столицы: меховой жилет, грубые ботинки и, что удивительно, штаны, из кожи. Рядом на столе лежал лук и колчан со стрелами.
Я заметил, что гости таверны время от времени посматривали на нее. С чем-то вроде: "к этой лучше не подходить".
Честно говоря, тоже бы не стал с ней связываться. У женщины было каменное лицо. Она не ела, только пила, уставившись в одну точку перед собой, и каждый раз грохала об стол кружку так, что гомон таверны на время замолкал.
Люди входили и выходили из зала — настолько привычная картина, что, в конце концов, перестаешь разглядывать посетителей, не говоря уже о том, что для меня это была первая возможность нормально поесть, за две недели. Поэтому я пропустил начало истории.
