— Других за плечи обнимать, а тебя надо... за макушку, — прошептал Измаил, как ему казалось, насмешливо.
А получилось всерьез.
***
Строгая Серафима не спала — читала. Будильник демонстративно глядел Маше прямо в глаза. Половина третьего.
— Изволь объясниться, — с дворянской вежливостью сказала тетка, отложив книгу.
— А что особенного? — деланно удивилась Маша.
Строгая Серафима подняла на нее усталые глаза. Маша смешалась.
— У подруги была... В общежитии... Записи — прелесть! — забормотала она.
Быстро разделась. Накинула халатик и почувствовала себя увереннее.
— Спали бы! Зачем дожидаться? — сказала она и исчезла в ванной.
Тетка ничего не ответила. Грузно поднялась с кровати и стала развешивать мокрую одежду Маши.
— Ты... не боялась... одна? — спросила она неуверенным каким-то, робким голосом.
— Еще чего! — прокричала из ванной Маша. — Фонарищи! Милиционеров полно!
А строгая Серафима печально смотрела на ее куртку — темную и мокрую. Только на плечах остался сухой след чьей-то руки.
«Видимо, все же это был он...» — горько подумала Серафима.
Есть в английской грамматике время глагола «Future in the Past» — «Будущее в прошедшем». Странное сочетание. Словно у прошедшего есть надежда на будущее.
Такое ощущение неправдоподобия охватило Славку с той самой минуты, когда в комнату вошел Измаил и с наигранной непринужденностью сказал:
— Привет едокам-коммунарам! Ребята, хотите новость? Мы с Машей приглашаем вас всех на свадьбу.
Он так и сказал «Мы с Машей». Будто давным-давно привык говорить и это имя и такие слова.
«Едоки» побросали ложки и некоторое время оторопело молчали.
— Вот тебе, бабка, и сенсация, — изрек, наконец, Егор.
И все почему-то старательно стали отводить взгляд от Славкиного побледневшего лица.
Славка, будто в замедленном кино, положил ложку возле миски и чуть охрипшим голосом сказал:
— Поздравляю...
Все облегченно задвигались. А Славка отошел в угол, оседлал табуретку и окаменел.
Все было прежним: привычная комната, фотографии над кроватью Гришки, самодельная полка, будто ранец любознательного школьника, до отказа набитая книгами, старый поцарапанный шкаф. Все было как всегда, и в то же время в 3-22 для Славки что-то необратимо изменилось.
В душе Славка был благодарен Измаилу за то, что он сказал о женитьбе при всех. Если бы Измаил сообщил об этом только ему, с глазу на глаз, — в этом было бы что-то неизмеримо стыдное, позорящее их обоих. Но и сейчас поднять голову, посмотреть в глаза друзьям, Гришке, Егору — если бы кто знал, как это тяжело!
