— Почему? — спросил он, вглядываясь в экран, где действительно временами отображалось извилистое русло реки.
— Да место очень удобное. Естественная граница. Рубикон!
Ему так понравилось слово, что он несколько раз произнёс: «Рубикон, Рубикон, Рубикон…», смакуя его в разных тональностях.
Чёрт, едва не выругался Берзалов, я и не додумался. Что верно, то верно, лучшего рубежа не найти. Дон глубокий. Поставь в ключевых точках систему контроля и плюй себе в потолок. А если мосты разрушены? — испугался он. Тогда придётся форсировать вплавь? Ох, зря я свернул на запад, подумал он, ох, зря. Даже не знаю, что делать. Страх ошибиться опять схватил его за горло. Берзалову нужна была пауза, некоторое время, чтобы свести все интуитивные ощущения в логическую цепочку и принять верное решение. Но времени этого у него не было. Вот и приходилось всё на нервах, а они, как известно, у человека не железные.
— Радиация повышается…
— Вижу… — с досадой отозвался Берзалов, думая о своём. — Через два часа дадите экипажу таблетки. — И не расслабляться! Не расслабляться!
— Есть, не расслабляться, — буднично и вроде бы как сонно отозвался Гаврилов. — О — па! Мой сканер заголосил!
У заморских таблеток был один существенный недостаток — они всё же портили желудок, поэтому пить их приходилось только после обильной еды.
— А у меня пока нет… — Берзалов щёлкнул по круглому табло частот. — Ага! И мой тоже! — На панели загорелся светодиод контроля.
— Какая‑то тарабарщина… — словно бы задумчиво сказал Гаврилов.
Только за этой задумчивостью крылась сила, которую Берзалов уважал и которой завидовал.
— Да, действительно… — кисло согласился он.
Из динамика доносились то басовитое щебетание, то странный модулированный гул космического порядка.
— Шифруются?.. — предположил Гаврилов.
— Никогда ничего подобного не слышал, — сказал Берзалов и ему стало стыдно за то, что он не уверен в себе.
— А вдруг это шифрованные запросы огромной мощности, скрытые в шуме? — предположил Гаврилов.
— Чёрт его знает… — расписался в собственной беспомощности Берзалов.
Обычно шифрованная передача имела дискретный характер звучания. А здесь даже периодов не было. Если только, конечно, шифровали известными способами. Берзалову казалось, что он уже где‑то слышал подобные звуки, но где, хоть убей, вспомнить не мог. СУО молчала, как будто ничего не происходило. Не была она настроена на подобные штучки.
Надо было, не мудрствуя лукаво, прямиком наяривать на Харьков, подумал Берзалов с непонятной тоской, а по пути искать своих. На душе у него стало противно, словно он совершил грубую промашку. Может, это от страха? Может, страх мною управляет, а я не замечаю? Хотелось ущипнуть себя и проснуться. У кого бы спросить совета? Не у кого. Не виниться же Гаврилову. Он, может, и поймёт, и не осудит, сам, наверное, в подобной шкуре бывал не раз, но доверия я лишусь, а задание провалю. И Берзалов впервые подумал о заветной фляжке со спиртом. Но пить было нельзя. Да и алкоголь его не расслаблял, а только ухудшал настроение.
