Бэбс отказалась от мысли заставить меня разделять свойственные ей вожделенные мечты о богатстве. Ведь ей, журналистке, не имеющей особых средств, приходилось вечно описывать мир богатых людей. Она уже не говорила со мной о том пресловутом доме, который когда-нибудь станет ее собственным и будет похож на те цитадели благосостояния, которые ей приходилось так часто посещать, фотографировать, описывать, рекламировать; не говорила о портретах предков, развешанных в шахматном порядке, о картинах Пикассо «нестерпимой красоты» — о стольких полотнах Пикассо «голубого периода», которые хозяева заботливо сочетали с шелковой обивкой кресел; о том, как на творчестве художников отражались душевная неуравновешенность и отчаянная нужда: «Отрезать себе ухо!.. Вы, конечно, слышали?» И вот она об этом забыла, пренебрегла этими сумрачными гениями, которые вели беспутную жизнь, отравляли себе печень абсентом и не думали о том, что все эти поступки когда-нибудь будут высоко оценены в Нью-Йорке… Как эффектно выглядят картины этих пропащих людей на стенах гостиной… Бэбс уже не повторяла этого.
О нет, беседа со мной ей не казалась скучной. Она хорошо осознавала свои слабые стороны. Конечно, она слишком занята своим ремеслом. Когда без конца приходится повторять одно и то же, это, наверно, скучно? Ну конечно… Конечно. Она прекрасно понимает это, но винить ее нельзя. Пусть молчит или слушает меня, как это сейчас было. Она просит меня вспомнить еще что-нибудь из этих нелепых россказней…
— Так нельзя, Бэбс. Мы говорим с тобой о способах защиты, об очень старинных мерах защиты, а ты зовешь все это чушью, дикими бреднями. Мы никогда не поймем друг друга.
Я продолжаю разглагольствовать, как прежде, и слышу ее ответ.
— Я знаю, Жанна, — говорит она в тоне полного смирения, как будто хочет даже извиниться. — Но мне нужно объяснение. Попробуй, прошу тебя.
— Зачем? Что тебя пугает — само выражение «дурной глаз»? Оно тебе неясно, поэтому ты против? А не лучше ли попытаться понять, чем так удивляться и призывать на помощь воззрения тетушки Рози? Конечно, это не для тебя. Понятия «дурной глаз» в твоем обиходе нет. Стало быть, можно, пожимая плечами, утверждать, что и вообще этого не бывает. К тому же подобные вещи тебя шокируют. Это заметно по твоей недовольной мине. Неужели ты не понимаешь, Бэбс, что речь идет только о символе? Это образное выражение, и означает оно угрозу, могущую помешать тем редким мгновениям, когда человек бывает счастлив. Знаешь ли ты, Бэбс, что такое счастье? Речь идет не о тех пошлых пантомимах, когда, приняв теплую ванну, бегут в постель, чтоб насытить короткое желание любви. Нет, Бэбс, дурной глаз этакому счастью не грозит. Он страшен тем, кто ищет большой, безрассудной любви. Неисправимые мечтатели — вот за кем гонится он.
