— Да.
Милиция разрешила сыновьям отправиться домой еще до того, как Лев успел допросить их. Он готов был извиниться за то, что им придется вновь увидеть тело погибшего отца, но доверять сведениям, полученным из вторых рук, пусть даже от милиции, Лев не собирался.
В дверях, выполняя его распоряжение, появились Всеволод и Авксентий — молодые люди, которым едва перевалило за двадцать. Лев представился.
— Меня зовут Лев Демидов. Понимаю, что вам сейчас нелегко.
Сыновья, словно сговорившись, избегали смотреть на труп отца, не сводя глаз со Льва. Наконец заговорил старший, Всеволод:
— Мы уже ответили на все вопросы милиции.
— Я не отниму у вас много времени. В комнате все осталось так, как было сегодня утром, когда вы приходили сюда?
— Да, именно так.
Отвечал один лишь Всеволод. Авксентий хранил молчание, лишь изредка поглядывая на Льва. А тот продолжал:
— Стул тогда стоял у стола? Быть может, он лежал на полу, опрокинутый в пылу борьбы?
— Какой борьбы?
— Между вашим отцом и убийцей.
В комнате воцарилась тишина. Лев снова заговорил:
— Стул сломан. Если вы сядете на него, то непременно упадете. Странно, что, даже сломанный, он остался стоять перед столом, не так ли? Ведь сидеть на нем нельзя.
Оба сына обернулись, чтобы посмотреть на стул. Ответил опять-таки Всеволод:
— Вы вызвали нас сюда, чтобы поговорить о стуле?
— Это очень важно. Полагаю, ваш отец встал на стул и повесился.
Это предположение должно было показаться нелепым и абсурдным. Оно должно было привести их в ярость. Но братья молчали. Чувствуя, что угодил в «десятку», Лев продолжал:
— Я уверен, что ваш отец повесился — скорее всего, на одной из потолочных балок. Он встал на стул, а потом оттолкнул его ногами. Сегодня утром вы обнаружили его тело. Вы оттащили его сюда и вернули стул на место, не заметив, что он сломан. Потом один из вас или оба изуродовали ему горло в попытке скрыть след от веревки. Затем вы перевернули все вверх дном в его кабинете, чтобы имитировать ограбление.
Братья были способными студентами. А самоубийство отца могло погубить их карьеру и уничтожить все надежды на будущее. Самоубийство, попытка покончить с собой, депрессия, даже просто высказанное вслух желание свести счеты с жизнью — все это воспринималось как оскорбление государства. Самоубийству, как и убийству, не было места на эволюционном пути к передовому обществу.
Сыновья печатника явно прикидывали, что делать дальше: признаться в содеянном или все отрицать. Лев смягчился.
