Исповедь. Пленница своего отца | страница 37
— Я не могу вам воспрепятствовать, однако ребенок всю оставшуюся жизнь будет страдать от последствий вашего решения.
— Ну и пусть!
— Ну а сейчас попрошу вас выйти. Мне нужно посмотреть, в каком состоянии находятся ее ожоги. Выйдите из палаты, я сообщу вам о своих выводах завтра.
— Я вас предупреждаю, что в любом случае увезу ее отсюда!
И он меня увез.
Несколькими днями позже я вернулась в департамент Сена и Марна.
Я снова оказалась в квартале социального жилья, в здании под названием «Шампань», в нашей квартире. Поскольку я не могла ходить, отец донес меня от автомобиля до квартиры на руках. На лестнице навстречу ему попадались соседи, и он им громко кричал:
— Видите, что управление социального жилья сделало с моей дочкой? Я подал на них жалобу!
Соседи смотрели на мои перебинтованные ноги и живот, и мне было стыдно. Я уткнулась носом в плечо отца, чтобы скрыть лицо. Мне казалось, что соседи видят мои ожоги сквозь бинты.
Кожа на ногах набухла. Она была ярко-розовой, с белыми фрагментами. Со стороны казалось, что она состоит из разных кусков. И так оно, в общем-то, и было! Живот пострадал от ожогов меньше и уже начал заживать — благодаря всем тем мазям, которые к нему прикладывали.
Старушка ждала меня в квартире вместе с Надей и Брюно.
— Ты вернулась? — вот и все, что она сказала, увидев меня.
Когда она подошла ко мне, я повернула голову в другую сторону. Брюно мне улыбнулся, хотя вообще-то никогда не улыбался. Надя же прошептала:
— Если бы ты видела, какую трепку Старик устроил Старушке, ты бы обрадовалась.
Затем, взяв меня за руку, добавила:
— Вообще-то она намеревалась посадить в кипяток меня. Тебе просто не повезло…
Старик положил меня на кровать. И только тут я заметила, что со мной больше нет моей куклы.
Я заплакала.
Поначалу доктор М. приходил к нам каждый день: он осматривал мои раны, проверяя, не проникла ли в них инфекция. Еще к нам заглядывала медсестра, меняла повязки, и мне при этом было очень больно — намного больнее, чем там, в больнице. Я вопила каждый раз, когда она снимала старые бинты, и Старик, обычно присутствовавший при этом, сердито шикал на меня, потому что соседи жаловались на то, что я так громко кричу. Ему пришлось показать им медицинскую справку, в которой было написано, какие я получила ожоги, а иначе они, наверное, вызвали бы полицию.
Старушка не заходила в нашу с Надей комнату: Старик запретил ей это делать.
Он сам умывал, причесывал, раздевал и одевал меня и при этом везде ко мне прикасался.