Крутинин потемнел лицом, на резко обозначившихся скулах заходили желваки, он шагнул к Фроликову:
— Ты вот что, начальник, — он сжал кулаки, — ты мне это дело не шей. Не получится, понял? Не трогал я Дремина.
— Только без цирковых представлений! — жестко остерег его Артемьев. — Без шуток.
«Сорок пятый, не меньше, — глянув на сапоги Крутинина, определил Александр. — Та же лапища».
— Незавидны ваши дела, Крутинин, — сказал он. — Вот и обувка вас выдает.
— Следы на косогоре не мои! — твердо заявил Крутинин.
— Вот как?!
— Не мои, — повторил он. И снова, потемнев лицом, выдохнул с яростью, — не грабил я, не убивал!
— Разберемся, — усмехнулся Артемьев и обратился к Александру: — Что будем делать дальше?
— Сейчас самое время выпить по кружке молока, — сказал Александр. — Пошли в деревню. Не скажете, Крутинин, у кого там можно парным молоком разжиться?
Крутинин не ответил и опустил голову.
Из сельсовета, куда привели Крутинина, Ульянов позвонил в райотдел, сообщил начальнику о событиях на лесном болоте. «Молодцы! — похвалил Карычев. — Скоро приеду. Вместе и проведем обыск».
Председатель сельсовета Игнат Матвеевич Карев, степенный седой мужчина лет шестидесяти пяти, с орденской колодкой на пиджаке, слушал разговор молодого следователя с начальником и, хмурясь, нервно постукивал пальцами по зеленому, в чернильных пятнах, сукну стола. С Федором Крутининым — тот горбатился на стуле лицом к окну — он, к удивлению Александра и его товарищей, не обмолвился и словом. Словно для него этот человек не существовал. А ведь точно было известно, что Карев хорошо его знал, даже когда-то работали вместе. «Отчего такая подчеркнутая холодность? — подумал Александр. — Какая между ними кошка пробежала?»
— Да-а, — глухо, в растяжку, произнес председатель сельсовета, когда Ульянов опустил трубку на рычаг аппарата. — Видно, верно говорят: чужая душа — потемки.
Игнат Матвеевич поднялся и, прихрамывая, направился к выходу.
— Не стану мешать. Если понадоблюсь, позовете. Буду в соседней комнате.
По наступившей тишине Александр понял: начинать допрос не имеет смысла. У Крутинина было такое выражение лица, что было ясно — сейчас он ничего не скажет. Надо дать ему возможность прийти в себя, трезво оценить положение.
— Я пойду, пожалуй, — сказал Александру Артемьев, — не терпится проверить твою гипотезу. Как говорится, одна пара глаз хорошо, а две — лучше. Компанию не составишь? А Николая Ивановича мы бы попросили остаться здесь. Не возражаете, товарищ лейтенант?
