А внизу была земля | страница 53
В лучшем случае — сесть давали.
В лучшем случае «мессера» опаздывали, вновь прибывшие успевали заправиться, отведать фронтового харча… не больше: час первого боевого вылета вступал в свои права.
Неповторимый час. «Должно быть, похож на мать!» — замечал Потокин среди отобранных на задание летчиков чьи-то сведенные брови и приоткрытый, детской свежести рот; как трогательна, как обнажена в молодом лице его доверчивость и мягкость… «Не в отца, в мать», — решал инспектор. И эта сосредоточенность душевных сил на одном придавала ему уверенность… Но то, что он принимал за собственную проницательность, было лишь волнением стартовой минуты, желанием уверить себя в счастливом исходе вылета.
— Бомбы сбрасывать умеешь? — спрашивал Потокин.
— Да.
— На полигоне бомбил?
— Один раз. В ЗАПе.
— Один раз?
— Да.
— Попал?
— Нет.
— Сейчас полетишь и попадешь.
— Хорошо… Согласен.
За секунды до взлета, повинуясь внутреннему толчку, редко в нем обманываясь, Потокин вскакивал на крыло, нырял с головой в жаркую, подрагивающую, обдуваемую винтом кабину новичка — проверить соединительный кран, триммер, сбрасыватель, то есть сделано ли все, чему летчик научен, но что в преддверии первого боя может вылететь вон из головы. Полуобняв паренька за плечи и видя, как изменено его лицо тесным, неразношенным шлемофоном, его сморщенные веки, напоминал:
— Направление — держать!
Это о взлете говорил инспектор, о подсобной примете, ориентире на горизонте, помогающем не уклоняться…
— Направление, товарищ полковник, одно — на фашистов!
— Уцепись за хутор, голова! Хутор видишь? На него взлетай!
— Есть, хутор!
Инспектор съезжал по крылу на землю, пряча свое смятение, неспособность что-то изменить, улучшить.
«Десятилетку кончил. Определенно!» — слушал он другого истребителя, зычноголосого, с выправкой строевика-гвардейца. Черты лица не по возрасту определенны, изгиб складок вдоль крутого лба — в контрасте с достоинством и собранностью молодого летчика… А выправка! Таким разворотом плеч в авиации блещут редко.
— Давно воюете?
— С двадцать третьего числа. Нынче двадцать пятое. Давно.
— Идут дела? Или как?
Чем-то сержант неуловимо привлекает.
— Напарника увели, — указал сержант на летчика, похожего на мать. — Как буду без него — не знаю.
— Слетались?
— С детского сада, товарищ полковник.
— Мне казалось — с ясель…
— Или даже с ясель… Упор делали на то, чтобы немцы нас не расщепили.
— Правильная установка… Что имели по истории? — Василий Павлович почему-то решил, что он найдет с ним общий язык, если коснется истории.