Тайна дразнит разум | страница 17



Голос профессора вернул Ивана к действительности. Толстяк с трубкой вышел на середину комнаты и обратился ко всем присутствующим:

— Уважаемые коллеги, как видите, наметились две противоположные школы расследования…

— Неправда, голубчик! — осадил его Калугин. — Новая школа не отрицает старую, а лишь преодолевает ее ограниченность…

— В чем?

— Ваше ремесло дополняется искусством увидеть невидимое

— Позвольте, коллега, это нелогично! — Профессор самоуверенно выпучил глаза. — Одно из двух: либо оно видимо, либо оно невидимо. Нельзя увидеть то, чего не видно!

— Ошибаетесь, батенька! Вы видите плоскую Землю, а на деле она круглая. Вы созерцаете устойчивую, неподвижную Землю, а на деле она вращается. Вы наблюдаете, как Солнце огибает Землю, а на деле наоборот — Земля облетает Солнце. Кстати, тот, кто первый увидел невидимое, был объявлен церковью еретиком…

— Простите, коллега, о Копернике я читал. — Оношко криво улыбнулся. — Но позвольте узнать, кто же преодолевает старую школу расследования?

— Чекисты во главе с Феликсом Дзержинским.

— Следовательно, старорусские чекисты в данном случае тоже настроились увидеть невидимого «убийцу»? Ну что ж, коллеги, пусть сама жизнь рассудит наш с вами спор…

Профессор оглянулся.

На площадке появились доктор, фотограф и часовой с винтовкой. Смуглый татарин-красноармеец, расправив плечи, доложил председателю чека:

— Товарищ начальник, женьчина пришла, одна пришла. Сказал: «Воркун нужен, очень нужен»…

«Тамара», — мелькнуло в сознании Ивана.

ЗАГОВОР МЕРТВЫХ

Воркун увидел ее через окно прихожей. Она ждала его на крылечке. На ней темное глухое платье с длинными рукавами и черный платок, надвинутый на брови.

Он взялся за щеколду, но не успел нажать ее. На его плечо легла крепкая ладонь. Иван оглянулся: и когда только успел Сеня выпрямить примятую фуражку, отряхнуть френч и налощить сапожки.

Молодой чекист слегка толкнул дверь на двор и мягко-настойчиво объяснил Ланской:

— Томочка, не серчай, Воркун чуток задержится…

Он завлек Ивана на кухню, где пахло свежей рыбой, усадил его на табурет и, не закрывая двери в прихожую, тихо заговорил:

— Пойми, Ваня-дружок, там, в парке, и здесь, — взмахнул рукой, — на голубятне, я не мог подробничать о питерских делах. Видишь ли, Таганцев сколотил-собрал всех обреченных, всякую шваль. Но его шайка-лейка! С ней — патриарх Тихон с армией церковников. С ней — вооруженная свора Савинкова — от Варшавы до Гомеля. С ней — белый Владивосток. С ней — наша разруха, ералаш и засуха на Волге. С ней — Чернов с эмигрантами и зарубежными покровителями. Это они шлют мятежникам оружие, валюту и директивы: «Не замыкаться!» И черная нить заговора связала железнодорожные ветки Петроград — Бологое — Дно — Рыбинск — Русса. Дзержинский сказал: «Корень подрезан, а корешки остались». Чуешь?