У Дженис голова пошла кругом от этого нового открытия. Был мальчик. Который пропал. Возможно, вдовствующая герцогиня имела в виду Холси. Но вдруг она говорила о ком‑то другом? Могла ли история Эмили и Люка быть связана с этой?
— Вы знаете, где сейчас мальчик? — спросила Дженис.
— Вы задаете слишком много вопросов. — Королева надменно посмотрела на нее. — Теперь уходите. Разве вы не способны понять, когда аудиенция окончена?
Неделя прошла как в аду. Он любит ее. Пропади все пропадом. Он любит Дженис. Это осознание пришло на обратном пути в Холси‑Хаус, в середине длинного дурацкого выступления Грейсона, когда он подарил ей нечто вроде собачьего ошейника, чтобы объявить ее своей собственностью.
Мало того, что возлюбленная, очевидно, больше не хотела его знать, избрав роль невесты Грейсона и не предпринимая никаких шагов, чтобы как‑то объясниться или поговорить о дневнике его матери, так еще Эрон и Оскар унесли щенков вместе с Эсмеральдой в дом. Люк был страшно недоволен собой, даже почувствовал острый приступ боли, когда увидел мохнатую голову Эсмеральды, глядевшей на него через плечо Эрона. Оскар следом унес корзинку со щенками.
Люк выругался, закатал рукава и почти целый час тузил кулаками мешок с овсом. Эта собака с щенками напоминала ему о Дженис. Он скучал по ним. Скучал по ней. Скучал по их милой болтовне о разных пустяках. С тоской Люк вспоминал, как она смотрела на него, когда он говорил, словно то, что он собирался сказать, имело значение; как его ладони скользили по ее обнаженной спине, прижимая крепче, еще крепче…
Он как идиот каждую ночь выставлял зажженный фонарь в окно, но она так ни разу и не пришла.
И каждый раз, гася фонарь, он понимал, что все больше становится тем одиноким отшельником, которым ему и следовало быть. С ее уходом он снова перестал общаться с кем бы то ни было, кроме парней, которых обучал боксировать. Что, как он вынужден был теперь признаться себе, доставляло ему немалое удовольствие.
Кроме того, он обнаружил, что стал прислушиваться к разговорам: шутка здесь, пара слов там, — но все так привыкли к его молчаливости, что говорили не слишком много.
С уходом Дженис каждый день казался однообразным до отупения. Люк почти жалел, что здесь не нашлось больше пьянчуг‑баронетов, за которыми требовалось бы приглядывать. Ну ладно, нет, это не слишком благородно с его стороны. Но он не прочь был снова увидеть двух бездельников‑лордов — самодовольного Раунтри и туповатого Ярроу, — которые в спешке покинули Холси‑Хаус в тот же день, как состоялась та злополучная поездка. Над ними хоть посмеяться можно было.
