Вот и снова пришла осень, осень…
Что не стёрлось из памяти – сбросил.
Слать посланья кому-то? Зачем?
Всё равно отвечают другие:
имена, тебе не дорогие,
скрыты никами без проблем.
Всё словесное слишком условно.
Лучше всем разойтись полюбовно.
Лучше кубики складывать в ряд,
чтобы красные к белым – и ну их!
Лучше крестиком, крестиком нулик
не пускать на победный парад.
За окном – неспокойная темень,
тело ночи в венозной системе
сизых веток. И капает дождь —
протекают у Господа краны.
А далёкие тёплые страны
только с помощью мышки найдёшь.
С ней ты в силах поднять небоскрёбы
и таранить их заново, чтобы
разобраться, с какой стороны
ветер дул, и чтоб не было страшно
кликнуть – и Вавилонская башня
возвышается хоть бы хны,
и друг друга услышат пророки,
как один перед Словом равны.
Христа сменил Аллах
и правит одиноко,
прах превращает в прах
и этим славит Бога.
Все шишки на него
за то, что держит шишку:
«Неверных – большинство,
объевшихся – излишки,
бездольных – полземли,
упившихся – две трети,
и женщины пошли
бесстыднее, чем дети.
А помощь от Исы
и принца Гаутамы —
дождёшься жди…»
Часы
столетий столь упрямы.
Всё тикают своё,
и полумесяц только
сияет: бытиё
избыто на полстолько!
Ну а тебе всё равно осталось меньше, чем человечеству, —
ну, годков ещё двадцать или двадцать пять,
то есть совсем мгновенье в сравненье с вечностью.
Но собак ещё жальче – им раньше помирать.
А у тебя камина не было, но собака
лежала у кресла – грустная, с торжественным хвостом.
И ты с ней гулял на пустоши у оврага,
и видел её, бегущей вслед за Христом.
Она уступала ближней собаке кости
и не питала злости совсем ни к кому.
И если уж все мы в мире подлунном гости,
то в дом свой законный я эту собаку возьму.
В тот дом заоконный, где всё справедливо и вечно,
без этой собаки ни шагу, ведь только сейчас
ты с нею гулял и обязан не человечеству,
а ей – возвратиться и тем накормить, что припас.
…Вот вошёл и на облачко бросил
тень… И встретили, крикнули: «Просим!
Просим, просим!» И что там в душе,
всё, что думал и чувствовал ярко,
принесёшь им, а цену подарка
те, кто встретили, знают уже.
И сейчас ты доделаешь то, что
было там невозможно и тошно
или страшно. И значит, ни в чём
не останешься ты виноватым
пред собакой любой и собратом,
перед духом своим и отцом.
Аки посуху, будешь по свету
плыть-гулять. Иногда на планету,
пламенеющую вдалеке,
поглядишь безо всякого чувства:
побывал и вернулся. Кощунство
предъявлять обвиненья реке,
что нельзя, мол, войти в неё дважды…
