Сергей Доренко:
— Я предлагал вчера просто также оказывать давление на тех, в чьих руках расследование, с тем чтобы начинать любой выпуск новостей днем — просто говорить «сегодня десятый день…». Мне кажется. что настанет день, когда мы скажем «сегодня сороковой, пятидесятый день, когда не найден убийца.
Алексей Симонов:
— Дело заключается в том, что эта комиссия должна искать не убийц и даже не заказчиков. Эта комиссия должна искать публично причины, по которым эти две цепочки сходятся. Она должна иметь возможность вызвать туда любого чиновника — от милиционера до Президента — и каждый, кто туда не придет, должен быть подвергнут средствами массовой информации бойкоту, погрузить его в информационный вакуум на определенное время. Тогда любой политик и любой, прошу обратить внимание — даже те министры, которых ругают, тем не менее, если о них вообще перестанут упоминать, боюсь, что даже Грачев застонет.
Сергей Доренко:
— У вас не хватит бумаги, чтобы заносить фамилия тех, кто откажется.
Я хотел спросить у Сергея Пархоменко: ты славишься вот такими глубокими разработками, версиями — во что стрелять? Ты слышал наш предыдущий разговор?
Сергей Пархоменко:
— Все очень просто, по-моему, — это вечная история, бесконечно повторяющаяся: стреляют бездарные в талантливых, возможны варианты одного и того же — кто-то скажет, что стреляет нищий в богатых, стреляют люди, которые не могут, в людей, которые могут. И в этом смысле во временя еще начала Михаила Сергеевича и некоторое время до того был такой замечательный термин «антисоветская пропаганда» — вот то, что произошло вчера — это невероятная сила антироссийской пропаганды, эта пропаганда, которая гласит «убиет», что в этой стране нельзя иметь успех. Как только в этой стране появляется человек, у которого что-то получается, его идут "мочить" те, у кого не получается. Алексей Симонов один колотится один за всех журналистов в этой стране, у него — один-два помощника или партнера в этом его занятии.
В двенадцать часов для произошло нечто, что называлось пресс-конференцией руководителей журналистских союзов. Сидел президиум в четыре ряда, он постепенно разрастался до пяти, а потом и до шести рядов по ходу дела и шел разговор о том, поддерживать диалог с властями или прекратить диалог с властями. Так вот, я могу заявить от имени своих коллег, что я — один, отдельный, взятый за горло, журналист. Я не могу поддерживать никакого диалога с властями и не могу его разорвать — у меня нет этого диалога. Для диалога существуют профсоюзы, для диалога существуют союзы — творческие, нетворческие, какие хотите. Люди, которые пудрили нам мозги уже несколько лет, что они строят там какую-то конфедерацию журналистских союзов, эти люди сегодня — вот ровно в двенадцать часов — должны были в полном составе встать и отправляться напиваться с тоски, сказав "извините, ребята, у нас ничего не вышло. У кого выйдет — тот пусть этим займется".
