Егор Яковлев:
— Я хочу сейчас продолжить фразу, которую сказал мой тезка-однофамилец, Александр Яковлев, провожая Президента отсюда: «Убивают тех, кто с Президентом», — так вот, произнесено тоном, согласно минуты, а вот когда задумываешься, это дикое обвинение, страшное обвинение. Что же стоит президент, если убивают тех, кто с Президентом? Сколько он стоит тогда? Вы знаете, Борис Николаевич — я не знаю, видите вы сейчас передачу или не видите, мы ведь с вами знакомы не первый день и не держите меня за дурочка — вы, у которого нет времени найти кандидатуру генерального прокурора, сегодня после смерти Влада Листьева сообщаете, что снимете прокурора города Москвы. Великий реформатор, великий просто! Вы, который терпите героя криминальной революции Ерина, сегодня назначаете его расследовать убийство Влада Листьева. Да дайте ему сразу второго Героя, уже одного дали, дайте второго (аплодисменты).
Мне как журналисту, не очень приятна обстановка взаимного запугивания: кого-то застрелят, нас не застрелят — в общем есть работа и об этом не думаешь, и Влад об атом не думал, и ты, Сережа, об этом не думаешь, это все ясно. Для меня в смерти Влада очень важен другой и серьезный вывод: в этой стране на сегодня все настолько продано, что любое новое дело, которое человек пытается начать и сделать чистым — а я верю, что Влад делал чистым Общественное телевидение — кончается кровью…
Сергей Доренко:
— Вам любой подтвердит, что это только цветочки, потому что еще землю не продали — спасибо вам большое! — вот когда начнется земля, тогда и посмотрим как это красиво будет выглядеть.
Алексей Симонов, я хотел бы, чтобы вы сказали… и все-таки я настаиваю на своем вопросе, потому что ваш тост тривиален, понимаете. Есть версия, что вот человек не дал воровать — в него стреляют. Есть версия, вы знаете, что обогнал человек машину — сейчас выезжают и стреляют из пистолета. Или эго какой-то демонический заговор? Тогда заговор кого? Вот как вы это видите и, вообще, что в нашем ремесле означает этот выстрел?
Алексей Симонов:
— Я далек от того, чтобы расценивать это как политическую акцию и не присоединяюсь к тем, кто считает, что это политика, что это выгодно власти и так далее. Я расцениваю это как перекрестие, как две цепочки убийств, которые на сегодняшний день сошлись в одной точке.
Одна цепочка убийств — это убийства журналистов и, между прочим, в этом году, с первого января, Влад — седьмой в России. А вторая цепочка — это убийства бизнесменов, которых, я не знаю, есть ли у них фонд защиты бизнесменов и кто их считает. Я вот вынужденно взял на себя такую тяготу: считать убитых журналистов — хобби у меня такое. А кто считает убитых бизнесменов? Я думаю, что Влад убит, в первую очередь, в данном случае как бизнесмен, а не как журналист, как менеджер. И с этой точки зрения, не беру на себя смелость монополизировать его смерть и причислять только как журналиста к лику святых, так как я нежно его люблю и очень горюю о том, что произошло. Это первое. Я не знаю, ответил ли я в этом смысле на ваш вопрос. И есть второе. Мне кажется, если мы не будем предлагать каких-то практических мер сегодня или во всяком случае не приложим к этому хоть какое-то количество мозгов, то все вот как собирались мы, говорили, плакали, похоронили Диму Холодова, попытались организовать некое расследование, пошли по пути официального расследования, в том смысле, что тоже сделали его полусекретным. Значит, я предлагаю образовать на телевидении специальную передачу, которая расследовала бы причины, по которым эти две цепочки сошлись на Владе Листьеве.
