– Что такое закон природы? По закону всемирного тяготения вода может течь только вниз, через это никто и не видел, чтобы вода по своей воле текла вверх. Если б такое случилось, это было бы чудо, противное законам природы. – Петр Степанович снова сделал паузу, понимая, что речь его получается слишком длинной и надо дать ей достойное завершение. – По закону потерь мой сын не должен был бы вернуться, а он вернулся. Это – чудо. Наука не признает чуда, а я верю в науку, но за такие чудеса можно и выпить.
Все поддержали Петра Степановича одобрительными возгласами, стали чокаться, а потом долго еще сидели под скользившей между облаками луной, и Лена Верченко даже процитировала всегда трогавшие Петра Степановича стихи про луну, которая с высоты над Белой Церковью сияет; потом пели вполголоса «Розпрягайте, хлопці, коней», «Под звездами балканскими» и другие песни; потом снова разговаривали, перебирая события последних лет, – каждому было, что рассказать; снова помянули Ваню Бутенко и Витьку Непорожного – Петр Степанович знал обоих; Маруся даже всплакнула, опустив лицо и вытирая непрошеные слезы. Старший сын чокался со всеми, поддерживал беседу, но, в общем, был не очень-то разговорчив и, казалось, даже не все слышал, будучи погружен в свою думу. И Федя Коноваленко почти ничего не говорил. В войну он попал в окружение, выбравшись, оказался в партизанах у Ковпака, ходил героем, но в тот вечер ему неудобно было показывать свое геройство.
Петр Степанович и Любовь Петровна ушли раньше – ему с утра идти на службу, а она была после дежурства. Младший сын остался вместе со всеми. Любовь Петровна пыталась и его отправить спать, он только помотал головой и не стронулся с места. Разошлись, когда небо уже стало светлеть.
Пили немного, но все-таки хорошо, что у Любови Петровны, как у медицинского работника, дома всегда был небольшой запас спирта.
Любовь Петровна тревожилась, как примет ее вернувшийся старший сын, но все прошло хорошо. Он был уже человек взрослый и повидал много такого, о чем не любил рассказывать. Когда он понял – после окончания всех проверок, – что сможет, наконец, вернуться домой, больше всего ему виделось, как мать радуется его возвращению. И когда отец написал ему в первом же письме, что мать умерла, он почувствовал не горе даже, а просто растерянность. Воображаемая встреча с матерью была в его сознании чем-то вроде пропускного пункта, через который ему предстояло пройти, чтобы вернуться в прежнюю жизнь, а потом уже зажить по-новому. А сейчас что?
