Любовь Петровна, как умная женщина, рассудила, что сейчас главное для старшего сына Петра Степановича – после долгих скитаний по зыбкой мари войны – почувствовать твердый грунт под ногами, прочную стену за спиной. А они с Петром Степановичем жили по тем временам порядочно. У них был свой дом, унаследованный Любовью Петровной от родителей (мама умерла в самом конце войны), огород большой, пока были карточки, они всегда их хорошо отоваривали, Любовь Петровна уколы делала частным образом.
– Ты, – сказала она старшему сыну, – о прошлом не думай. Твое дело – доучиться еще один год, чтобы десятилетку закончить. А потом, если захочешь, пойдешь дальше образование получать. Мы с батькой поможем, не сомневайся.
Любовь Петровна, по знакомству, устроила старшего сына разнорабочим на хлебозавод, чтобы он получил продовольственные карточки и вообще… Хлебозавод, одним словом… А после работы он учился в вечерней школе, заканчивая десятый класс. К удивлению и даже гордости Петра Степановича, за пять…, да где там за пять, за шесть потерянных лет он почти ничего не забыл, и все эти тангенсы-котангенсы щелкал, как семечки. А директор школы, знакомый Петра Степановича еще по довоенным временам (он демобилизовался и вернулся на свою прежнюю должность вместо того нетопыря, что не хотел принимать среднего сына Петра Степановича в восьмой класс), говорил:
– У вашего сына – большие математические способности.
– Яблоко от яблони недалеко падает, – скромно улыбался Петр Степанович. – Я ведь в молодости сам преподавал математику.
Петр Степанович с удовлетворением поглядывал на старшего сына. Тот все еще частенько ходил в той же несносимой гимнастерке, в какой пришел со службы, но у него уже появились две гражданские рубахи – одна купленная, а вторую ему Любовь Петровна сшила из довоенного материала. Петр Степанович радовался, когда видел сына в гражданской рубахе, и заводил с ним разговоры о его дальнейших планах. Его намерение поступать в университет на физико-математический факультет Петр Степанович очень одобрял.
– Мне тоже надо было пойти по математике или по физике. У меня в молодости был знакомый, Жгутик, не знаю, где он сейчас, так он мне всегда говорил: «с твоими способностями, Петруша, не по агрономии надо было идти, а по точным наукам». Но тогда с сельскохозяйственными продуктами было неважно, и я решил двигаться в эту сторону. А то бы тоже мог сейчас быть физиком.
Вступительные экзамены старший сын Петра Степановича сдал прилично, бывший фронтовик, никаких трудностей с поступлением не было. Даже не посмотрели, что был в плену, о чем он написал в анкете. С продуктами из дому помогали. Он приезжал обычно на выходной, всей езды было часа четыре, проводил дома две ночи, и уезжал ранним поездом с вещмешком, наполненным разной провизией: крупами, картошкой, особенно Любовь Петровна заботилась, чтобы обязательно положить в вещмешок кусок сала. Оно не портилось, и калорийность была высокая. Любовь Петровна покупала сало на базаре, стоило это дорого, а ведь надо было и среднему сыну помогать, и самим кормиться. Но как-то она выкручивалась. Петр Степанович отдавал ей всю получку, а в детали особенно не вникал. Правда, завести козу – это была его идея, козье молоко не хуже коровьего, даже полезнее, а прокормить козу легче. В общем-то, такого голода, как в других местах, у них тогда не было, хотя, кажется в 1947 году, в больнице у Любови Петровны и открыли отделение для детей-дистрофиков.
