Сын делал все, что велел отец, но как-то вяло, пассивно, как бы перемогая себя. Уже когда он вытирался большим вафельным полотенцем, Петр Степанович заметил, что сын весь дрожит, несмотря на прилично гревшее солнце и полыхавший рядом костер. Он дал ему свои рубаху и кальсоны и предложил лечь в постель, на что сын охотно согласился, отказавшись от еды. Попросил только попить.
Разумеется, все происходившее не укрылось от глаз младшего брата, который уже все понял.
– Это мой средний брат? – спросил он Петра Степановича, когда тот вышел на кухню, чтобы заварить чай.
– А разве ты его не помнишь?
– Помню, только я его не узнал.
Петру Степановичу в тот день нужно было закончить срочный отчет, пришлось вернуться на службу поручив младшему сыну присматривать за братом до прихода мамы Любы. Она же, вернувшись с работы, застала среднего сына в бреду и, как медицинский работник, сразу заподозрила сыпной тиф. Как в воду глядела. Его срочно отвезли в больницу.
Когда через несколько дней средний сын Петра Степановича, наконец, пришел в себя, дежурная сестра обрадовалась, это был хороший признак. Больные тифом часто умирали в бреду, так и не приходя в сознание. Он же, очнувшись, чувствовал большую слабость, к которой добавилась неловкость: он с удивлением осознал, что лежит совсем голый, и страшно смутился. А в больнице просто были трудности с бельем.
В сентябре 1944 года младший сын Петра Степановича пошел в первый класс. Разумеется, Петр Степанович хотел, чтобы и средний сын возобновил учебу, прерванную войной. Сам средний сын хотел того же. Но как это сделать? Пока он добирался до дому, пока болел тифом, время текло, не останавливаясь, шел к концу ноябрь, учебный год давно начался, поступить куда-нибудь было уже невозможно. Пропадал еще один год, четвертый. Петр Степанович ужасно переживал из-за этого, пытался что-то сделать, но не смог. Ему было очень обидно, мы знаем об этом из его письма сестре.
Ты помнишь, как наши малограмотные родители лезли из кожи, чтобы мы все получили высшее образование? А мой сын, отличник, никак не может подняться выше семилетки. Директор школы у нас новый, никого из нас не знает. Я ходил к нему, просил взять сына в восьмой класс, а он заладил: в середине учебного года не имею права. «Если бы он в прошлом году закончил седьмой класс, тогда можно было бы еще подумать. А после такого перерыва – он будет тянуть класс назад». Говорить с ним было беcполезно, он смотрел на меня спесиво, как на замшелый пень.
