Он снова вынырнул, всхрапнув, на поверхность яви.
— А? В Эддертоне? Там моя девочка живет. Оторвет она мне задницу.
— Но вы-то где живете?
— Я-то? Сплю всю неделю в машине или в пансиончике каком. Пахать же приходится дней десять подряд, а то и тринадцать. Летом начинаю в пять, зимой в семь. Вернее, считаааается, что…
Она совсем уж собралась вырвать его из забытья, когда он вырвался сам — поерзал на сиденье, прижался щекой к подголовнику, точно к подушке. И, поморгав, с подобострастной улыбкой сообщил Иссерли:
— Пять минут. Всего пять минут.
Позабавленная, Иссерли вела, пока он спал, машину в молчании.
Она немного удивилась, когда пять, более-менее, минут спустя, он проснулся, резко выпрямился и ошеломленно уставился на нее. Впрочем, пока Иссерли придумывала, что ему сказать, он снова обмяк и вернул щеку на подлокотник, умиротворенно пролепетав:
— Еще пять минут. Пять минут.
И тут же отключился.
Теперь Иссерли, ведя машину, поглядывая на панельные цифровые часы. И, пожалуйста, примерно через триста секунд лесоруб проснулся.
И опять простонав: «Пять минут», повернулся и уложил на подголовник другую щеку.
Так оно и продолжалось в течение двадцати минут. Поначалу Иссерли никакого нетерпения не испытывала, но затем дорожный знак уведомил ее, что впереди поворот к станции техобслуживания, и она поняла: пора заняться делом.
— Ваша девушка, — сказала она, когда лесоруб в очередной раз проснулся, — она ведь не понимает вас, верно?
— Она здорово серчает, — признал он с таким видом, точно произносит это впервые, да и то по принуждению. — И как пить дать, мне задницу оторвет.
— Вы не думали порвать с ней?
Широкая улыбка словно разрезала его лицо на две части.
— Хорошую девочку найти нелегко, — едва шевеля губами, сообщил он — таким тоном, точно виновата в этом Иссерли.
— И все же, если она вас не любит… — настаивала та. — Ну например, станет она тревожиться за вас, если вы к ней сегодня не приедете? Попытается вас разыскать?
Он вздохнул — длинно, хрипло, с бесконечной усталостью — и сказал.
— Деньги мои ее устраивают. Да, плюс, у меня в легких рак. Рак легких, как говорится. Я ничего не чувствую, но доктора говорят: есть он там. Так что я, может, долго и не протяну, понимаете? И тогда зачем же выпускать птичку, которая уже в руках, а? Понимаете?
— М-м-м, — неопределенно отозвалась Иссерли. — Да, я вас понимаю.
Мимо пронесся еще один знак, сообщавший водителям о близости станции обслуживания, однако лесоруб снова приник к спинке сиденья, бормоча:
