— Понятия не имею.
— Он никогда не говорил о том, что его обошли по службе, что не получил такой работы, какую хотел, или что-нибудь в этом роде?
— Подожди, дай мне подумать. Да, действительно, что-то такое он говорил, только вскользь, и всего несколько дней назад, когда мы говорили с ним о начальнике бюро Нильссоне.
— И что же он сказал?
— Он сказал: «Место это нужно было бы, собственно говоря, занимать мне». Вот и все.
— Ты его больше об этом не расспрашивала?
— Нет. Зачем? Он же мой начальник.
— А как он выглядел, сердитым или расстроенным?
— Нет. Ни то, ни другое. Он просто так высказался, коротко и деловито, только констатировал факт и все. Он всегда такой. Никогда не знаешь, что у него внутри.
— Он никогда не говорил о том, что ему не нравится какая-нибудь определенная национальность?
— Какая-нибудь определенная? Что вы имеете в виду... то есть хочу сказать — ты?
— Ну, какая-нибудь группа людей, молодежь, например, или иностранцы, или немцы, или евреи, или еще кто-нибудь?
— Евреи... Да, о них он иногда не прочь высказаться. Только изредка, очень коротко, просто реплики. Не часто, правда, но все-таки несколько раз случалось.
— Ну-ка, расскажи поподробнее. Можешь вспомнить, что он говорил?
— Да, один раз он начал чего-то о социальной помощи и о людях, получающих пособие. Говорил что-то о людях, которые перестают работать, только, мол, и ждут, чтобы сесть на шею обществу. А потом и сказал что-то вроде «они, как евреи, все норовят жить за счет других».
— А ты его не спросила, что, мол, это значит? Ведь евреи работают совершенно так же, как и все другие.
— Зачем мне было об этом спрашивать?
— Ты что, ему веришь?
— Ну, в таких делах я не очень-то разбираюсь.
— Но все-таки, есть же у тебя какое-то собственное мнение?
— Все, наверно, живут за счет других. Не думаю, чтобы евреи были хуже, чем все остальные. Все люди скорее всего одинаковые. И евреи, и христиане, и шведы, и австралийские негры.
— Он еще как-нибудь высказывался в таком же роде?
— Может, когда и высказывался, да я точно не помню.
— Сколько раз за все три года ты слышала, что он говорил подобные вещи?
— Ну, может быть, раза два-три в год.
— Присутствовал при этом кто-нибудь еще?
— Начальники, во всяком случае, никогда. Чаще всего он говорил так, когда мы были вдвоем, иногда был кто-нибудь еще из его подчиненных. Первый год, когда он сюда пришел, он никогда ничего такого не говорил. Потом только, когда мы уже как следует присмотрелись друг к другу.
