Во второй раз Фаландер начал обход всех жильцов дома на Риддаргатан. Только теперь он в первую очередь звонил в те квартиры, где на дверях висели таблички с иностранными фамилиями.
На третьем этаже жила семья Билеков. Фаландеру показалось, что эта фамилия похожа на иностранную.
Когда он позвонил, послышались шаркающие шаги.
Дверь открыла женщина лет тридцати пяти, очень красивая. В ее пышной, зрелой красоте проступали черты будущего материнства. Она была беременна, и, по всей видимости, ей осталось совсем недолго до родов.
— Добрый день, мое имя Фаландер. Может быть, вы помните, я тут был у вас несколько недель назад. В связи с этими взрывами.
— Да, да, припоминаю,— ответила женщина.— Вы, кажется, полицейский, не так ли?
— Да, я из полиции.
Женщина оперлась спиной о шкаф.
— Устала немножко,— сказала она.— Не можете ли вы войти в квартиру, там бы мы могли присесть.
Фаландер смотрел на ее длинные белокурые волосы, когда она шла перед ним по коридору, направляясь в общую комнату. Ничего в ней нет иностранного, подумал он. Типичная шведка, и выговор у нее типично шведский.
Когда они сели, Фаландер продолжал:
— Мы сейчас ведем розыск, кое-какие нити у нас уже есть. Мы, например, обнаружили, что здесь, в этом доме, живет много иностранцев. И решили выяснить, не имеет ли это какое-нибудь отношение к взрывам.
— Так,— сказала женщина.
— Вы шведка? Билек как будто не совсем шведская фамилия.
— Да, я чистая шведка. Это моего мужа зовут Билек. Хотя, в общем, он тоже швед.
— Понятно.
— Но он приехал сюда, когда ему было пять лет,— продолжала она.
— Когда это было?
— В тысяча девятьсот тридцать восьмом году.
— Вот оно что.
— Он приехал из Германии. Сами знаете, что там было. Собственно, приехал сюда его отец. Поэтому он и попал в Швецию.
— А что, собственно, случилось?
— Не знаю. Отец теперь умер. Да все равно он не любил об этом говорить. Думаю, о том, что там произошло, не знал даже мой муж. Ему ведь было всего пять лет, когда все происходило. Но случилось что-то, связанное с политикой, так мне во всяком случае кажется. Отец не поладил у себя на родине с режимом. Вы знаете — нацизм и всякое такое... Но об этом он никогда не рассказывал.
— А какие у него были политические взгляды?
— Он редко говорил о политике. Когда о политике говорили другие, он сидел и слушал. Слушал с большим интересом, но с таким выражением лица, как будто знал и понимал все гораздо лучше...
— А теперь, значит, здесь живете вы.
