— Знаешь, Александр, такие вопросы середь улицы не решают. Это раз! А главное — я не председатель и не правление в целом. Однако если ты на полном серьезе, то слово даю — буду стоять за тебя. Договорились?
— Вы для меня не Сима, чтоб шутить. Я согласен, но при условии.
— Ну, значит, условились! — облегченно улыбнулась Анна Ивановна, улыбнулась впервые за весь сегодняшний день.
— Постойте, Анна Ивановна! На второй-то гурт кого наметили? Слыхал я, будто нынче к Замараево два гурта погонят.
Казакова снова нахмурилась и с горечью, откровенно призналась Пайвину:
— Не подобрала еще, Александр, никого еще не нашла…
Пайвин, роняя пепел на телогрейку, машинально затягивался сигаретой и что-то молча соображал. Анна Ивановна терпеливо ждала, когда он заговорит.
— Лучшего напарника, чем Молоков, не найти! — сказал Александр и придавил окурок подошвой кирзового сапога.
— Молоков, Молоков… Это Алексей, что ли, на кормокухне который работал?
— Он самый!
— Не боишься? Он, скажи-ка, сколько уж дней кряду пьет?
— А зимой Молоков пировал?
— Не припомню, вроде бы, всегда на смену выходит трезвый.
— То-то и оно! Мужик смирный и работящий, а гулянку можно в любое время приостановить.
— Попробуем, Александр! И сегодня же вечером я заведу разговор в конторе о вас с Молоковым.
— И о мотоцикле! — веско добавил Пайвин.
На том и разошлись они с Пайвиным — он домой, а Казакова на ферму. И хотя хлопот и расстройств было полно до самого позднего вечера — опять Зойка Никитина и Марьяна Шуплецова заявились на дойку пьяные, — Анна Ивановна все равно не забывала о кандидатах в пастухи, как она окрестила Пайвина с Молоковым. Еще не остыла от ругани с «хозяйками пьяного корпуса», а на уме снова пастухи. Поделилась своей «находкой» с дояркой Варварой Федотовной Волковой — самой старшей по возрасту на ферме, рассудительной и немногословной женщиной. С другими нельзя: они вон как разгорячились на Зойку и Марьяну, выгнали тех из корпуса и, поминая на чем свет стоит пьяниц, подоили беспризорных коров.
Волкова не меньше, а больше, чем другие, устала, однако и виду не подавала. Она выслушала Анну Ивановну и не спешила советовать что-либо. Казалось, думала Варвара Федотовна о чем-то своем, а вовсе не о словах главного зоотехника. Потом, словно мать на дочку, посмотрела на Казакову и ободрила-успокоила:
— Не мучай себя, Анна Ивановна! Никого на пастухов, окромя Пайвина и Молокова, тебе и не сыскать. Моли бога, ежели они не отдумают. Чего и говорить, попивают оба, и ничем я их не оправдываю. Но куда хуже и срамнее, когда бабы запиваются. А еще что скажу. Ежели тыкать в глаза: мол, пьяницы вы отпетые, то чего им остается делать? Надо же и верить в человека, помогать ему в люди снова выйти! Конечно, разговоров опосля не оберешься. Но судить-рядить легче всего, а кто пасти-то будет телят? Небось никто из говорливых не кинулся, а?
