— Я, Алеша, подвезешь, что ли?
Зинка! Ее голос, да кто же, кроме нее, очутится в поле на дороге?
— Садись, чего же не подвезти, отдохнут, поди, кони за ночь.
Села. Сперва на левый край брички, а не рядом. На поскотину выехали — плечами повела и в степь сказала:
— Холодно, зябну что-то…
— А ты не бойся, подвигайся ближе, небось не кусаюсь.
Придвинулась поближе по зерну, вроде бы и вовсе незаметно к Алешке прикатилась и задышала ему в щеку. И так горячо и часто, что у него сердце заколотилось рывками, как тогда в мае, и светлые круги пошли перед глазами.
Сам уж и не помнит, как расхрабрился, бросил ременные вожжи и обхватил Зинку, сжал ее по-мужичьи крепко и сильно. Как с Дунькой было — все запомнил, а тут жар сплошной опалил всего. И когда пришел в себя, Зинка была его и больше ничья, и бричка не двигалась, а по сторонам ясного Млечного пути цвели голубые и зеленые звезды.
Зинка, недоступная даже во сне, была с ним лицо в лицо, белые волосы согревали лебяжьим пухом ему щеки, и ему показалось, что он видит синие-синие Зинины глаза. А вдруг он спит или поблазнило ему?
— Зина, ты где? — вполголоса позвал он и вздрогнул сам от своих слов.
— Здесь, Алешенька, вот я, родной мой! — И первой поцеловала Алешку, заглянула ему в лицо и закрыла звезды.
Он снова прижал ее к себе и только тогда понял: нет, это не сон, это не поблазнило, Зина с ним навсегда. И не стоило ему чернеть-сохнуть по Дуньке, столь легко сменившей деревню свою на город, его любовь на кухонный чад, на грязные столы и грязную посуду. Пускай она вместе с теткой накрасится и ловит выгодное счастье, пускай! С Алешкой рядом самое заветное, самое верное на всю жизнь…
Мягко прошуршал кто-то листьями, и Алексей пыхнул цигаркой. Зайчишка, верно, проковылял по своим делам — кто же еще. Много их здесь в кустах, смирные, человека к себе подпускают. Видно, не гоняют их тут стрелки, а то бы быстро грамотными стали, коли на жаркое неохота попадать…
С Зинкой они всерьез решили расписаться. Мать узнала — обрадовалась. Она-то куда больше переживала из-за Алешкиного несчастья, а с разговорами опасалась подступать к сыну. Чуяло ее сердце: в такое время не успокоишь Алешку, а пуще расстроишь и озлобишь. До чего почуткая душа была у матери…
— А я не чаяла, сынок, Зину невестой назвать. Девушка очень-то уж видная и неприступная. Скольким женихам от ворот поворот дала. Красавица! А уж какая работящая, а уж какая ласковая! И детки у вас будут здоровые и баские. Дай-то бог вам счастья да лада!
