Город был разрушен до основания. Даже от каменного дома Стражи осталась лишь груда развалин. Вода начисто смела частокол, а кое-где и каменную кладку городского вала. Путь магрутам был открыт. Только чудо могло спасти уцелевших после Водяной Стены жителей Унры. И чудо произошло — ни в этот страшный день, ни в последующие магруты не пришли. А всего пару месяцев спустя на сторожевых башнях Унры вновь запылали огни. Городской вал был восстановлен. И десятки новых искателей приключений осваивали мудреные унритские тропы, ведущие в самое сердце Магра, в край бесчисленных орд магрутов и НЕПОНЯТНЫХ, но тем более драгоценных вещей.
Тан-Унратен зажил своей обычной жизнью. Снова зачастили сюда скаредные перекупщики (какой унрит не знает, что даже огненная харута не развязывает их кошельков). Как и прежде, в таверне старого Игла пропивались с трудом добытые денежки. В гавани покачивались на волнах кумароны. А бесшабашные унриты придумывали всевозможные проделки вроде той, которой они попотчевали-таки носатого Игла. В один распрекрасный день (а вернее, ночь) Игл обнаружил в своей таверне с десяток таких же носатых, таких же глупых и разжиревших, как он, собратьев. Все они, как братья, походили на него самого. Все они гнусавыми голосами цитировали священный «Кортаон», распивали харуту, а когда настоящий Игл собрался было в постель, то обнаружил, что место его занято двуглавым Иглом с дюжиной носов на каждой голове…
Поговаривали, что непременно участвующий в подобных забавах Малыш Бигги мог подстроить и не такое; что, если бы не его крошечный рост и невероятное уродство, Малыш с легкостью завоевал бы звание первого аэтона короната.
«Шута», — посмеивались молодые.
«Кто его знает», — качали головами старики.
Он появился в городе незадолго до Стены и зарабатывал, разгружая потрепанные ветрами Срединного моря кумароны. Всего трех минов ростом, Бигги обладал невероятной для своего хрупкого сложения силой, запросто ворочая набитые всевозможными товарами тюки.
Столь же невероятным было и его уродство. «Ребенок с головой магрута», — говорили о нем в Унре. Бигги и в самом деле походил на магрута. Лицо, перекошенное вечной гримасой ужаса. Кривой, будто переломленный надвое, нос. А вместо правого уха на голове уродца торчал отвратительный, с четверть мимина, нарост. Если бы не большие, грустные глаза, в его облике не осталось бы ничего человеческого.
Он был страшен и по-своему… добр.
Поговаривали, что в день Водяной Стены Бигги находился на борту одного из кумаронов. Волна опрокинула корабль, протащила через погребенную под водой Унру и, схлынув, оставила лежать посреди города. Позднее в его перевернутом искореженном остове разместил свою лавчонку предприимчивый Пин. Никто не умел рассказать о том страшном дне так, как это получалось у Бигги. Волосы вставали дыбом, когда уродец в два счета переносил слушателей в кипящие водовороты Стены, швырял на каменистый берег Магра или, вдруг, оставлял один на один с обмелевшим Срединным морем. Правда, не было на дне ни дракона, ни подводного города, как в рассказах других старожилов. Зато стояла на сплошь поросшей бурыми водорослями отмели прекрасная женщина (когда рассказ заканчивался, никто не помнил, как именно она выглядела, но все сходились в том, что — прекрасная). Она протягивала руки стоящим на берегу людям, и люди (а вернее, одураченные Бигги слушатели) тоже тянулись к ней, опрокидывая столы и расшибая носы о крепкие стены таверны старого Игла. Ибо не было ни обмелевшего моря, ни Водяной Стены, ни придуманной Бигги женщины, были же лишь наполненные огненной харутой глиняные кружки, хитрющие глазки Игла, да дружный смех не поддавшихся чарам унритов.
