Марк хочет сказать, что сейчас не так, но старик качает головой - "главного не понимаете, всегда было так, и будет, чуть лучше, чуть хуже... Для нас никогда места нет." Знакомые слова, подумал юноша, он их многократно слышал, но чем молодость хороша - многое мимо пропускаешь. Он ожесточен и не совсем справедлив, думает молодой о старике. - Все у нас разговоры о высоких материях, с птичьего полета, - тот говорит с печалью в голосе, - а по сути мы маленькая точка в огромном деле.
Марк с ним согласен, идет великая борьба за истину, и каждый малозаметный боец в своем окопе. Он произносит это с упоением, и не может понять грусти старика. Как одни и те же слова по-разному в нас преломляются... Впрочем, устал я от их проблем, от заумного языка, далек от этих высот, от мучительного улавливания логических связей... Нет, это не для меня.
И эти двое устали, и молчат, обратились к себе, что-то вспоминают. 3
Что Марк помнил о себе? - какие-то мгновенные картинки. Лет в пять - светлая кошка под кроватью - испугался, заплакал... Вагон, лежанка, как поле в лунную ночь, тень самолета над крышей - большая война, все, что от нее осталось... Объелся миндаля - тошнит, мать ругает его... Глаза залеплены гноем, теплые руки - промывают, успокаивают... Отец, впервые он здесь появляется, потом еще пару раз, гуляет в парке, лица не видно, только улыбка витает в воздухе. Потом бледный, лежит с застывшей улыбкой - впиталась в желтую пористую кожу. Говорят, умер... До этого момент: конец лета, старое дерево, шелковистая кора. Марк на толстой ветке, смотрит на дорогу. Появляется отец, идет тяжело, останавливается...
Спустя много лет Марк нашел это дерево - след несомненный, как отпечаток пальцев. Время же, отделяющее от события, словно вытекло, что напоминает об угаданной лихим художником многообразной мягкотелости часов: они у него на краю стола, как раскатанный ком теста, на веревке рядом с сохнущим бельем, на заборе - отрицание единой точки отсчета, освобождение констант от жесткого футляра и колючей настороженности шестеренок. Время подвластно масштабу впечатлений: все, что дорого и важно, всегда рядом.
Марк очнулся - старик начал новый заход, бомбил на бреющем "физика, царица наук..." - с юношеской горячностью, будто заморозили его на много лет, и вот он оттаял, скрипит сосульками, звучат трубы тридцатых, восторг шестидесятых... Оттаявший старик твердил то, что знал, не замечая как вечно бегущая наука изменила свое лицо.
