Перед Новым годом стукнули морозы.
Дров взвалил я на воз не одну вязанку,
Прикрутил на совесть и легонько с возом
Напрямик пустился в Гродно спозаранку.
Заяц был забитый, да яиц немного,
Да хорьковых шкурок взял я для продажи.
А дрова сырые, в рытвинах дорога,
Чуть бредет кобыла со своей поклажей.
Полз я потихоньку и дополз до Гродно,
На базар приехал, выложил десятку,
И базарный сборщик, чинно-благородно,
Указал мне место; встал я за рогатку.
Пани — хвать за ножки и купила зайца,
Да еврей за шкурки отсчитал три злотых.
Но не продаются ни дрова, ни яйца,
По уши хватило с ними мне заботы.
Яйца сбыл я всё же, слава тебе боже.
Глядь — к дровам уж кто-то прицениться хочет,
Деньги тычет в руку, да цена несхожа, —
То подскочит к возу, то назад отскочит.
«Десять злотых хочешь?» Взял с него я плату.
«Ну, вези живее!» — дрожит, как осина;
Сам бежит и гонит — мол, простыла хата.
Взяла меня жалость, собачьего сына, —
Хвать кнутом кобылу, потеряв терпенье.
А легко ль голодной по такой дороге?
Снег — одно названье, едешь по каменьям.
Чуть она рванула — подломились ноги.
«А, чтоб ты издохла!» Вкруг народ смеется…
И давай кнутом я поднимать кобылу.
Не бросать же дров мне, а скотина бьется,
Но встает как будто, тужась через силу…
Вдруг какой-то барин р-раз мне в зубы с маху.
«Я, — кричит, — животных покровитель, клячу
Бить я не позволю! Всем задам я страху!
Видно, сам отведать захотел горячих!»
