Белорусские поэты | страница 88



Что после коляд назначается суд.
А люду немало в остроге держали,
И больше безвинные мучились тут.
Был, правда, из банка панок вороватый
И писарь, в подделке бумаг виноватый.
И я тут сидел, а за что меня взяли —
Ни сам я, ни судьи б о том не сказали.
А писано так: «Уничтожен им знак…» —
Колок на меже. (Был как сгнивший бурак,
И чирьем торчал на загоне моем.)
Его сковырнул я, наехав конем.
А чтобы мне трубку палить без огнива —
Костер разложил я на пахоте живо,
Колок расщепив… И, посеявши гречку,
Вернулся домой, завалился на печку.
А утром, чуть свет, ко мне сотский стучит:
«Скорей собирайся, урядник велит —
Приехал и всех созывает на поле,
Чего-то записывать там в протоколе».
Пришел я, урядник на всех наступает:
«Чья эта граница? — кричит, угрожает.—
Кто знак самовольно спалил межевой?
Сознайтесь! Когда учинен был разбой?»
Урядник строчит себе… Я же смеюся:
«Ох, страшно. Уж больно тебя я боюся!
Знать, брат иль отец тебе этот гниляк,
Что ради него ты усердствуешь так!
Иль, может, один он и есть твой земляк?
А может, он высших чинов нахватал:
Исправник иль, больше того, — генерал?
Приблуда! Вали-ка обратно живее!
Дохнуть уж нельзя тут от вас, лиходеев!
И все вы, как кол этот старый, сгниете,
Народ же с родимой земли не сживете!
Вас так же кобыла моя сковырнет —
Не то что наедет, а только чихнет…»
Сельчане хохочут, — мол, выкуси, гад! —
Любой утопить бы урядника рад.
А он, что скажу я, всё пишет и пишет,
Еще переспросит, чего недослышит.
Меня же такой тут задор разобрал, —
А рядом, на поле, мой дядька пахал,—
Я кнут его взял, половчей раскрутил
И трижды урядника сзади хватил.
А он закричал: «Караул! Тут разбой!..»
И вновь записал, торопясь как шальной,
Вскочил на коня и — айда прямиком.
Народ же от смеху аж плачет кругом.
Смеемся себе сгоряча, невдогад:
Урядник — начальник, не то, что наш брат.
Неделя проходит, вдруг сотский несет
Повестки: начальник нас в волости ждет.
На тройке уж он прилетел со звонком,
Вести будет дело под строгий закон.
С зарей собрались мы, куда ж тут деваться!
Мужчин два десятка и женщин двенадцать.
Идти же нам надо две мили до места;
Пошли, а зачем — никому не известно.
Один говорит: «Верно, вышел указ,
Чтоб лишние подати скинули с нас».
Другой — что прибавят земли, а оброк
Отменят, кто выплатить к сроку не смог;
А бабы: «Епископа нам воротили
И розгами выдрать панов присудили
За то, что всё продали немцам, враги,
А сами залезли в такие долги,
Что по уши в банках и кассах сидят,
Бросают поместья, в Париж норовят;