И нас, не хотевших водочку пить
Да налоги платить,
Так казаки пороли,
Что и в пекле жару не зададут нам поболе.
Меня и еще двоих в острог
Засадили потом на недолгий срок.
Словно в костеле, сказал бы я, там
Набилось народа, пока мы сидели.
Ксендзов туда — и был бы там храм.
Впрочем, всё ж одного мы имели:
Ну и славный был человек,
Не забыть мне вовек!
Когда началась в тюрьме голодовка,
Под конец мы такими хилыми стали,
Что всё время спали;
Только ксендз да еще солдат
Как запоют «Марсельезу», брат,
Так поневоле мы все встаем
И разом песню поем.
Выпустили меня, а ксендз так там и остался.
Со слезами он со мной расставался,
Поучал, просил, кричал мне вослед:
«Не робей, Петрусь, знай, на тот свет
Кого надо спровадь,
А не то минует тебя благодать;
Мы тебе сниться будем,
Коль не станешь мстить этим людям!»
Так вот я, Петрусь, спасаючи душу,
Приказ не нарушу,
Выполню вмиг.
Мне б дробовик,
Пороху иль пистолет,
И проложу я тотчас след.
Наведу порядок не малый,
Чтоб досталось не только стражнику, становому
Или там генералу,
Но и губернатору нашей губернии!
