О, мед воспоминаний | страница 37
более удачные выступления М. А. В шарадах он был асом. Вот он с белой мочалкой на
голове, изображающей седую шевелюру, дирижирует невидимым оркестром. (Он вообще
любил дирижировать. Он иногда брал карандаш и воспроизводил движения дирижера —
эта профессия ему необыкновенно импонировала, даже больше: влекла его.) Это
прославленный дирижер Большого театра — Сук (слог первый шарады).
Затем тут же в гостиной двое (Лидун и „помидорчик") играют в теннис. Слышится
„аут", „ин", „сертин". Весь счет в этой игре и все полагающиеся термины с легкой руки
Добрыниных произносятся на английском языке. („Ин" — слог второй шарады). Третье —
сын. Возвращение блудного сына. А все вместе... с террасы в гостиную сконфуженно
вступает, жмурясь от света, дивный большой пес Буян — сукин сын.
Уж не помню, в какой шараде, но Мака изображал даму в капоте Лидии
Митрофановны — в синем с белыми полосками — и был необыкновенно забавен, когда
по окончании представления деловито выбрасывал свой бюст — диванные подушки. М.А.
изобрел еще одну игру. Все делятся на две партии. Участники берутся за края простыни и
натягивают ее, держа почти на уровне лица. На середину
28
55
простыни кладется легкий комок расщепленной ваты. Тут все начинают дуть,
стараясь отогнать ее к противоположному лагерю. Проигравшие платят фант...
Состязание проходило бурно и весело.
Кому первому пришла в голову мысль устроить спиритический сеанс, сейчас
сказать трудно, думаю, что Сереже Топленинову. Во всяком случае М. А. горячо
поддержал это предложение. Уселись за круглый стол, положили руки на столешницу,
образовав цепь, затем избрали ведущего для общения с духом — Сережу Топленинова.
Свет потушили. Наступила темнота и тишина, среди которой раздался торжественный и
слегка загробный голос Сережи:
— Дух, если ты здесь, проявись как-нибудь. Мгновение... Стол задрожал и стал
рваться из-под рук. Сережа кое-как его угомонил, и опять наступила тишина.
— Пусть какой-нибудь предмет пролетит по комнате, если ты здесь, — сказал наш
медиум. И через комнату тотчас же в угол полетела, шурша, книга. Атмосфера
накалялась. Через минуту раздался крик Вани Никитинского:
— Дайте свет! Он гладил меня по голове! Свет!
— Ай! И меня тоже!
Теперь уж кричал кто-то из женщин:
— Сережа, скажи, чтобы он меня не трогал!