О, мед воспоминаний | страница 36
Всеволод Вербицкий, Рубен Симонов, в ту пору тонкий и очень подвижный. Отбивая мяч,
он высоко, по-козлиному поднимал ногу и рассыпчато смеялся. Состав партий менялся.
Михаил Афанасьевич как-то похвалился, что при желании может обыграть всех, но его
быстро разоблачили. Лида попрекала его, что он держит ракетку „пыром", т.е. она стоит
перпендикулярно к кисти, вместо того, чтобы служить как бы продолжением руки. Часто
слышался голос Лидуни: Мака, опять ракетка „пыром"! Но раз как-то он показал класс:
падая, все же отбил трудный мяч.
Мы все любили почти ежедневно бывавшего соседа Петю Васильева,
добродушного уютного толстяка, к тому же силача. Вот карикатура на него, очень
похожая, нарисованная Сережей Топлениновым. В жару волосы Пети вились особенно
круто — о таких в народе говорят: „кнутом не прошибешь"; отбивая или стараясь отбить
мяч, он как-то особенно похохатывал, а если промазывал, восклицал по-немецки: Es ist
ganz verdrisslich, — что означало: „вот это огорчительно".
По вечерам все сходились в гостиной. Уютно под абажуром горела керосиновая
лампа — электричества не было. Здесь центром служил рояль, за который садилась
хорошая музыкантша Женя или композитор Николай Иванович Сизов, снимавший в селе
комнату. У него была особенность появляться внезапно — как тать в нощи — и так же
внезапно исчезать. Часто спрашивали: „Вы не видели Николая Ивановича?" Отвечали:
„Да он только что здесь был. Куда же
54
он делся?" Но за инструмент садился он безотказно: хотелось ли Лидуну спеть
серебряным голоском французскую песенку, или нам в шараде требовалось музыкальное
сопровождение, или просто тянуло потанцевать...
Однажды Петя Васильев показал, как в цирке говорят, силовой акт. Он лег ничком
на тахту и пригласил нас всех лечь сверху, что мы с радостью и исполнили.
Образовалась мала куча. Петя подождал немного, напрягся и, упираясь руками в диван,
поднялся, сбросив нас всех на пол. Мака сказал:
— Подумаешь, как трудно!
Лег на диван ничком, и мы все весело навалились на него. Через несколько секунд
он повернул к нам бледное лицо (никогда не забуду его выражение) и произнес слабым
голосом:
— Слезайте с меня и как можно скорей!
Мы тут же ссыпались с него горошком. Силовой акт не удался, но были другие,