„Первому, кто запечатлел душу русской усобицы"...
Посетила нас и сестра М.А. Варвара, изображенная им в романе „Белая гвардия"
(Елена), а оттуда перекочевавшая в пьесу „Дни Турбиных". Это была миловидная
женщина с тяжелой нижней челюстью. Держалась она, как разгневанная принцесса: она
обиделась за своего мужа, обрисованного в отрицательном виде в романе под фамилией
Тальберг. Не сказав со мной и двух слов, она уехала. М. А. был смущен...
Вспоминаю одну из первых оплеух (потом их было без счета). В одном из своих
писаний Виктор Шкловский выразился так: „А у ковра Булгаков". (Гамбургский счет. Л.
1928, стр. 5.) Поясню для тех, кто не знаком с этим выражением. Оно означает, что на
арене „у ковра" представление ведет, развлекая публику, клоун.
Я никогда не забуду, как дрогнуло и побледнело лицо М. А. Выпад Шкловского тем
более непонятен, что за несколько дней перед этим он обратился к Булгакову за
врачебной консультацией. Конечно, полного иммунитета от оплеух и уколов выработать в
себе было нельзя, но покрыться более толстой кожей, продубиться было просто
необходимо, как покажет сама жизнь.
23
Между тем, работа над пьесой „Дни Турбиных" шла своим чередом. Этот период в
жизни Михаила Афанасьевича можно назвать зарей его общения с Художественным
театром. И, конечно, нельзя было предвидеть, что через какие-нибудь десять лет
светлый роман с театром превратится в „Театральный роман". Был М.А. в то время упоен
театром. И если Глинка говорил: „Музыка — душа моя!", то Булгаков мог сказать: „Театр
— душа моя!"
Помню, призадумался он, когда К. С. Станиславский посоветовал слить воедино
образы полковника Най-Турса и Алексея Турбина для более сильного художественного
45
воздействия. Автору было жаль расставаться с Най-Турсом, но он понял, что
Станиславский прав.
На моей памяти постановка „Дней Турбиных" подвергалась не раз изменениям. Я
помню на сцене первоначальный вариант с картиной у гайдамаков в штабе 1-ой конной
дивизии Болботуна. Сначала у рампы дезертир с отмороженными ногами, затем
сапожник с корзиной своего товара, а потом пожилой еврей. Допрос ведет сотник
Галаньба, подтянутый, вылощенный хладнокровный убийца (Малолетков — хорош).
Сапожника играл — и очень хорошо — Блинников. Еврея так же хорошо — Раевский.
