— Мне бы очень хотелось получить такие цветы, — сказала я.
До меня доходили слухи о том, что происходит в Париже. В те жаркие июльские дни казалось, что город пребывает в ожидании чего-то. Я часто слышала упоминания об опасных фигурах: Мирабо, Робеспьере, Дантоне — и о самом большом предателе из всех — Орлеане, принце королевского дома, который подстрекал страну к восстанию против нас.
— На что он надеется? — настойчиво спрашивала я Людовика. — Надеется занять твое место?
— Это невозможно, — отвечал муж. Однако я слышала, что в парке Пале-Рояль собираются днем и ночью толпы народа и что Орлеанский стал уже королем этой маленькой территории. Ходили слухи, что один из подстрекателей из числа журналистов, Камилл Демулен, оплачивается им. Такие люди действовали против нас.
— Они никогда не достигнут успеха в борьбе против трона, — сказал Людовик.
Мадам Кампан была более спокойной и серьезной, чем когда бы то ни было.
— Говорите мне все, — просила я, — ничего не скрывайте.
— В Париже беспорядки, мадам. По улицам бродят толпы народа, а лавочники баррикадируют двери в своих лавках.
— Насилие! — глухо сказала я. — Как я его ненавижу!
— Дантон и Демулен выступают с речами в парке Пале-Рояль. Они выбросили зеленую кокарду, поскольку это цвет дома графа де Артуа.
— Я опасаюсь, что их ненависть к Артуа так же сильна, как ко мне.
С грустью я вспомнила о наших совместных сумасбродных приключениях.
— Мадам, в качестве национального флага Франции они избрали флаг трех цветов дома монсеньора де Орлеанского — красного, белого и голубого. Они просят вернуть Неккера обратно и маршируют по улицам с бюстами Неккера и герцога де Орлеанского.
— Потому что они теперь герои.
Людовик вновь изменил свое решение. Теперь он пришел к убеждению, что необходимы решительные действия. Он призовет армию, направит войска к Бастилии. Генеральные штаты должны быть распущены. Направляя войска к Бастилии, король отдал распоряжение, чтобы пушки не использовались против народа.
Я никогда не забуду ночь 14 июля. Жаркий, душный день закончился, и мы удалились в свои апартаменты.
В отличие от Людовика я не могла уснуть. Казалось, его покой никем не будет потревожен. Но пришлось его разбудить, когда прибыл гонец. Им оказался герцог де Ларошфуко де Лианкур, который спешно прискакал из Парижа с ужасной новостью. Его лицо было мертвенно-бледным, голос дрожал.
Я слышала, как он звонил, чтобы его принял король, и поднялась, накинув халат. Слуги короля вступили в спор — король спит, его нельзя тревожить в такой час!
