В юности Лихачев изучил французский язык. Живя в Германии, он в совершенстве овладел немецким. Кроме этих и родного русского языка, он прилично знал английский и итальянский. И шведский давался ему легко, просто, можно сказать, как-то попутно.
Служащие Королевской библиотеки немало повидали на своем веку ученых. Кроме своих шведских, у них перебывали ученые из многих стран мира, включая и заокеанских, но впервые они встретили человека, которому требовалась литература по такому широкому кругу вопросов.
Работал Лихачев увлеченно и споро. Чтобы не доводить себя до изнеможения, он строго регламентировал день и выполнял это самопредписание неукоснительно.
Вставал в семь утра. Завтракал быстро, но по-русски обильно, и работал до четырех. Потом об"едал, не торопясь просматривал газеты и журналы. В шесть часов дня он поднимался и, какая бы погода ни стояла на улице, отправлялся гулять по городу. Прогулка продолжалась не менее двух часов. После ужина он вновь садился за стол и работал до полуночи. Спал обычно крепко, но мало. Впрочем, несмотря на возраст, никогда не подбадривал себя дневным сном, считая, что это только расслабляет мышцы и надолго вносит тускловатость и натужность в работу мысли.
Но как ни увлечен был Лихачев, как ни забывал он в своих занятиях о времени, тревога за Ивана, за его судьбу не покидала ученого. С нетерпением он ждал от племянника весточки, дважды напоминал Ксенофонтову о своих беспокойствах, но Иван молчал и молчал.
"Пожалуй, зря я волнуюсь. Везут Ваньку не на курьерском поезде. От Петрограда до Томска пройдет он через десятки пересыльных тюрем. На каждом этапе - остановка, проволочка, мытарство. А ведь еще от Томска надо добраться до Нарыма. Тут уж совсем затоскует парень. Повезут на открытой барже. Если угадает в теплую погоду - счастье, а вдруг выпадет холодное время? Издрожится мой Робеспьер, увидит, что у революции, кроме парадной стороны - афористичных, звонких лозунгов, бурных манифестаций, зажигательных речей, есть тяжелые будни, изнуряющая изнанка, черный труд.
Сколько их, этих храбрых юных говорунов, надломилось в непосильных поединках с царскими сатрапами или пало перед безмолвными стенами казематов! Уж вон декабристы какие были герои, а ведь некоторые не выдержали, запросили пардону!" - рассуждал сам с собой Лихачев.
В эти минуты раздумий ему жалко было Акимова.
Хорошая, очень подходящая для науки голова была у Ваньки на плечах. "Растрясет свои недюжинные задатки в бесплодных политических спорах", вздыхал Лихачев.
