Решение написать открытку подсказал один из жильцов дома – седоусый хмурый полковник Максимович, уроженец Одессы. Его старший сын был курсовым офицером в Корниловском военном училище, младший – полковым комиссаром в Совдепии, теперь актерствует… Страшная и обыденная история времен Гражданской. Максимович знал, что младший женился, есть уже и внучка у него, Женечка. И писал Женечке трогательные, милые письма, не зная, дойдут ли, и не заботясь об этом. «А вдруг дойдут? – объяснял он Шимкевичу. – Будет знать, что есть у нее на Шипке далекий дед».
Вот и Игнатий Андреевич решил – а ну как дойдет?.. Минск, до востребования. Наверняка сын, если он там, ходит на почту. Наверняка проверяет, нет ли корреспонденции на его имя. Пусть и похоже на бутылку, которую бросают с письмом в море, а все же и у таких писем есть читатели. Шимкевич снова вздохнул, взял карандаш, придвинул открытку.
«…Выше Храма – место упокоения, – это слово он подчеркнул, – от начала пребывания 21 декабря 23 г. по сей день погребено 9 человек за 3 года. Буду рад, если получишь этот вид. Пришлю и другие виды. Целую тебя, мой дорогой сынок. Если служишь Отечеству – служи честно».
Он помедлил и дописал последнюю фразу, уже о себе: «Вот где придется умереть».
Встал и похромал из своей прохладной маленькой кельи на первый этаж, оставить открытку у дежурного, чтобы тот сдал почтарю, когда тот приедет из Старой Загоры.
Не знал Игнатий Андреевич, что открытка, отправленная им из Болгарии хмурым декабрьским днем 1926 года, круто изменит жизнь того, кому она была адресована – Владимира Игнатьевича Шимкевича.
В жизни Владимира Шимкевича много чего успело произойти с того июльского дня 1919-го, когда мы оставили его в окопах недалеко от Минска. После того как Красная Армия оставила город, полк Шимкевича перебросили на южный фронт, против Деникина. И тут же Владимира отстранили от командования. Командиром назначили совсем молодого парнишку, из бывших рядовых, коммуниста. Куроедов, оставшийся комиссаром полка, так объяснил Шимкевичу происходящее перед отъездом на фронт:
– Тут, Владимир Игнатьевич, политический момент. Ты ж бывший капитан, понимать надо… К тому же в 17-м в ударном батальоне служил. А ну как к корниловцам перебежишь? Однополчанина какого встретишь – и привет, а пятно будет на всей дивизии. Слыхал, как в 55-й начштаба к белым перешел? То-то и оно. Так что не обижайся.
Такое отношение оскорбило Владимира, резануло по сердцу, тем более что он знал – большинство краскомов на должностях от комбата и выше служили в старой армии, и в немалых чинах. Но приказы не обсуждают. Он замкнулся и целиком сосредоточился на службе. Запасной полк, стоявший в Туле, готовили усиленно, ходили слухи, что передовые части Добровольческой армии рвутся к Москве с нешуточной скоростью. «Может, и Павел среди них? – думал Владимир. – Жив ли? Да и вообще смог ли он пробраться на Дон?» Встретились бы сейчас – бросились бы в объятия? Или же бросились бы друг на друга с кулаками?.. На Орел наступала Марковская дивизия, названная в честь того самого генерала Маркова, который летом 17-го предлагал Владимиру службу в штабе фронта. Как все перепуталось, страшно, необъяснимо перепуталось в этой жизни…
