Шимкевич отложил карандаш и снова вздохнул. Как бы хотелось рассказать сыну все, что с ним приключилось за эти семь лет!.. Да как расскажешь?.. Неизвестно, дойдет ли эта безобидная открытка. Может, в Совдепии ее бросят в печь тут же, на почтамте.
…Расстрельный приговор, вынесенный Игнатию Андреевичу в 1919-м, отменили через месяц – в Минск приезжал Пилсудский, по этому поводу была амнистия. Всего лишь понизили в чине до поручника да перевели из строя на административную службу в Брест-Литовск – сиди да выписывай горох и пшено, работа непыльная. Вот только с тех пор, как случилась нежданная встреча с сыном, Игнатий Андреевич сильно сдал, часто плакал по ночам, здоровье, прежде почти безупречное, даже в германском лагере нерасшатанное, стало скорее нездоровьем. В 1922-м он вышел в отставку, а год спустя, когда узнал, что Болгария дает русским ветеранам хорошие пенсии, переехал туда. Все же страна православная, хоть и на Великой войне болгары оказались в стане противника, а жить в бывшей России, ставшей вдруг Польшей, было невыносимо…
По приезде медицинская комиссия Красного Креста определила Шимкевича-старшего в приют для престарелых и увечных воинов при храме-памятнике на Шипке. Формально храм и прилегающие к нему территории все еще считались частью России. Приют был небольшой, жили там сто двадцать таких же, как Шимкевич, бывших генералов да полковников, разными путями оказавшихся в эмиграции. Многие эвакуировались из Новороссийска, Одессы и Крыма, кто-то попал на Шипку через Германию, Латвию, Чехословакию, Грецию… Жили тихо, работали в картонажной мастерской и сувенирной лавочке, много вспоминали, много молились, былыми заслугами не хвастались, а все больше плакали. Приют всех породнил, сделал однополчанами: кавалеристов и инженеров, казаков и пушкарей, строевиков и тех, кто всю службу просидел в уездном воинском присутствии. И хоронили ушедших тоже вместе, на склоне горы, вскладчину ставили небольшие памятники на могилах. Пенсии Болгария действительно платила хорошие: до вступления в местный Союз русских ветеранов Шимкевич получал около шестисот левов в месяц, после – две тысячи. Лечиться возили бесплатно в больницы Софии.
Как складывается судьба сына в Совдепии, Игнатий Андреевич не знал. Да и жив ли?.. Может, убили его еще в 1919-м? Думать так не хотелось, и долгими бессонными ночами Шимкевич-старший вел подробные разговоры с сыном, иногда про себя, иногда вслух. Соседи внимания не обращали – все они жили в мире воспоминаний, ассоциаций, ушедшего, все оплакивали то, что осталось в прошлом и никогда, никогда не вернется…
