— Все, завхоз, ставь свои галушки, — говорит Баштовой, и даже здесь не обходится веселый тавричанин без сочной украинской прибаутки, которая у него всегда имеется в запасе.
— Ставь, ставь свои галушки, — глухо рокочет Баштовой, — на здоровье нам, на злость ворогам, на безголовье панам и тем бисовым сынам, что завидуют нам…
С Яковом Баштовым всегда приятно работать. Даже в самую трудную минуту он не теряет спокойствия и его широкое, добродушное лицо кажется несколько сонным. Но достаточно ему увидеть «вражину-фашиста», и Баштовой словно преображается, лицо бледнеет, а мощные кулаки так тяжелеют, будто наливаются свинцом.
Шутка Баштового невольно вызывает улыбку, и Вануш сразу успокаивается. Его движения становятся сосредоточенно неторопливыми, будто он закладывает взрывчатку не под полотно железной дороги, а взрывает горные породы, прокладывая новый путь в своей солнечной Армении. Да, заряд солидный, и теперь только важно, чтобы не заметили партизанского рукоделия дорожные обходчики: немцы стали осторожны, майор прав.
Партизаны тщательно маскируют свою работу и залегают в орешнике, ожидая товарного эшелона, идущего из Топольчан в Превидзу. А немного дальше, с километр от дороги, в лесу, их дожидаются разведчики Грунтового, держа в поводу оседланных коней. Лошади нетерпеливо переступают с ноги на ногу.
До прихода поезда остается тридцать минут, но за это время можно прожить целую жизнь. Партизаны лежат, и каждый думает о своем.
— Згадую, цэ було пэрэд вийною, — вдруг шепотом говорит Баштовой, — самэ в такый час пид Новый рик я гопака вдаряв. Дужэ я був злый на танци, прямо невероятно, яка у мэнэ була зализна закалка…- Он не ждет ответа на свои воспоминания, хотя молчать тоже не может, и, как всегда в минуты большого душевного напряжения, переходит на свой родной звучный украинский язык: — Ото було врэмячко, скажу я вам, хлопци, и дужэ мэни хочэться знаты тильки однэ: нэвжэж и писля такой вийны люды знову будут воювать?
У Свидоника есть ответ на этот вопрос, но его опережает Вануш.
— Хлопцы, поезд идет! — восклицает он, приникая ухом к земле, чтобы проверить себя. Вануш сразу отрешается от всего, что не касается его взрывчатки.
Но это не поезд, а контрольная дрезина. «Да, немцы стали осторожны, — думает Вануш, — но, как говорят в Армении, умелый может даже зайца телегой поймать». Нужна многотонная тяжесть товарного эшелона, чтобы заговорила взрывчатка. Он провожает взглядом черные силуэты на дрезине, пока они не растворяются в темноте, и сразу же, как только на севере затихает дребезжащий звук дрезины, с юга нарастает тяжелый гул идущего поезда.
