Смерть и жизнь рядом | страница 50



— Есть доложить в 15.00!

Она поняла его, и линия майорского подбородка как-то сразу же смягчилась, а морщина на лбу разгладилась.

— Можете идти.

Проследив глазами, как ловко Таня повернулась «кругом налево», как зашагала к выходу и с какой грацией пригнулась в дверях, слишком низких даже для нее, Зорич возвратился к книге, которую до этого читал. Это был роман Островского «Как закалялась сталь». Александр Пантелеймонович готовился к беседе с молодыми партизанами.


Много лет прошло с того дня, когда Александр Зорич прочел эту книгу в первый раз. Он пришел с завода усталый и радостно возбужденный, как всякий парнишка в начале рабочего пути, когда и во сне видишь завод, грохочущий цех, станки. Мать подала обед. Александр ел, рассказывал новости, вспомнил Зинку-библиотекаршу и то, как она настойчиво советовала прочесть книжку, которую тут же и записала за ним. «Такой еще не читала, — уверяла Зинка. — Поверишь, за сердце хватает…»

На первый взгляд книжка была мало привлекательна. Роман с техническим названием «Как закалялась сталь», а художник почему-то изобразил на переплете веточку и штык. После обеда Александр собирался в клуб — договорился с ребятами посмотреть новый кинофильм. Но, вспомнив Зинкины слова, открыл книжку, чтобы посмотреть хотя бы, о чем она…

Когда он прочел первую страницу, уже опускались сумерки зимнего вечера, а последняя страница была дочитана под утро. Дважды просыпалась в соседней комнате мать Александра — Прасковья Александровна. Он слышал, как она поднималась, вздыхая, как шлепала в своих старых разношенных туфлях по крашеному полу, потом появлялось в просвете дверей ее милое заспанное лицо, и она в сердцах жаловалась отцу:

— Смотри, Пантелеймон Лукьянович, а наш полуночник еще читает!

— Сашка, тебе ведь в семь вставать, — вступил отец. — Гаси свет!

— Сейчас, батя, ну вот еще одну страницу… Одну только.

— Да что это за книга такая? — удивлялась мать. — Про разбойников, что ли?

В ее юности — «при Николашке», как она говорила, — грамотные ребята (а их в поселке можно было пересчитать по пальцам) зачитывались книжками о сыщиках и разбойниках. И как же она была удивлена, когда Саша ответил:

— Нет, мама, про хороших людей…

Поди пойми нынешнюю молодежь!..

Да, было это давно, много воды утекло в Славуте Днепре, Сашка стал Александром Пантелеймоновичем, уже появились у глаз морщинки — грустные свидетели многотрудных путей, а страницы этой книги, чуть не до дыр зачитанной, все еще кажутся удивительно свежими, как приднепровская степь поутру, когда на травинках сверкают алмазные росы. И как тут не вспомнить Павку и его нестареющие, нетленные слова, ставшие девизом всякого, кто в конце своего пути может сказать: нет, не напрасно прожита жизнь.