Его родственницы женского пола, весьма обеспокоенные подобным поведением, молятся за него (благослови Господь их добрые сердца!) и предвидят судебные заседания и казнь через повешение в качестве единственно возможного результата столь безрассудного и разгульного образа жизни; предсказание первого учителя о том, что этот мальчик плохо кончит, достигает размеров священного пророчества.
В этом возрасте мой юный друг смотрит на представительниц противоположного пола с высокомерным презрением, полон уверенности в себе и снисходителен ко всем пожилым друзьям семьи. Надо признаться, что в целом он доставляет окружающим немало хлопот.
Впрочем, так продолжается недолго. Вскоре влюбленность лишает его самоуверенности. Я вижу, что теперь он носит слишком тесные ботинки и тщательно укладывает прическу. Он гораздо чаще читает стихи и держит словарь рифм в изголовье кровати. Каждое утро служанка находит на полу клочки бумаги, на которых написано «любовью он жестоко уязвлен», «твой кроткий взгляд — любовный яд» и прочие давным-давно спетые песни, которые юноши так любят петь, а девушки — слушать, изящно потряхивая головкой и притворяясь, что ничего не слышали.
С любовью, похоже, все не так гладко, поскольку мой бедный юный друг начинает больше гулять пешком и меньше спать, что не идет ему на пользу, а на его лице читается что угодно, кроме свадебного пира и счастья на всю оставшуюся жизнь.
И на этом он исчезает: тот маленький мальчик, который вырос, пока мы гуляли вместе, ушел.
Я остался один, и дорога покрыта мраком. Спотыкаясь на каждом шагу, я кое-как иду вперед — не все ли равно, как идти и куда, если путь никуда не ведет и в темноте не разглядеть дороги?..
Впрочем, наконец наступает утро, и я обнаруживаю, что вырос в самого себя.
© Перевод О. Василенко
