Не прошло и трех дней, как заболела девочка. Ей должно было исполниться пять. Он смотрел на исхудалое детское личико и молил Бога о пощаде. Но Бог не слышал, словно был занят более важными делами. Через два дня заболела и умерла вторая девочка, ей было семь. Всех детей Герман хоронил во внутреннем дворе дома. Он не хотел сжигать тела, и потому доверил их земле.
Не прошло и недели, как заболел последний мальчик. Вчера ему исполнилось восемь лет. Герман подарил ему деревянную куклу, что привез из другого города. Это был деревянным мишка с зелеными глазами. Герман понуро сидел у детской кроватки и оглядывал ее углы. С презрением и опаской он озирал призрачные тени комнаты, словно пытаясь увидеть малейшие изменения. Он верил в милость божью и с ужасом ждал смерть. Ему показалась, что одна тень шевельнулась и преобразилась, но это была игра пламени свечи. Тогда он отставил ее от себя, чтобы его дыхание не затушило луч света, пододвинув ее к голове спящего мальчика.
— Пусть тени уползут прочь, пусть смерть и не думает приближаться к нему, — гневно проворчал Герман, не повышая голоса, чтобы не разбудить мальчика. — Пусть возьмет мою душу, если ей так неймется. Я готов продать ей свою душу и работать на нее всю вечность, но пусть она оставит лишь одну жизнь — моему сыну.
Минуты шли, они удлинялись и казались вечностью. И вдруг одна из теней слегка пошевелилась. Герман замер, затаив дыхание.
— Нет, ты не посмеешь! Это все, что у меня есть. Оставь его в покое! Слышишь! — злобно ворчал он.
Герман привстал, пытаясь разглядеть тени, но они замерли по-прежнему. С тяжелым вздохом облегчения он опустился на стул, рядом с кроватью и взглянул на лицо мальчика. Он провел ладонью по его волосам, расправил слипшиеся кудри и обомлел. Его палец, во время поглаживания лишь ненароком скользнул по лбу мальчика. Лоб был холодным. Он в спешке коснулся руки, и она охолодела. Он прислушался к его дыханию, и его не услышал. Смерть обхитрила Германа. Возможно, последняя тень была вызвана легким изменением пламени свечи, которую Герман поставил рядом с сыном. А пламя было затронуто последним вздохом мальчика.
Его детская душа еще не успела покинуть тело, а Герман уже все крушил в доме. От гнева и отчаяния он разбивал вдребезги все, что ему попадалось на пути. Превратив уютную обстановку в хаос и бардак, он немного успокоился. Ночью похоронил сына, и так как теперь его ничего не сдерживало в этом ставшем ненавистным ему городе, он покинул его пределы и отправился в монастырь, что находился в Подлажице.
